Пытаясь отследить их, он почти мгновенно заработал головную боль. Это было не устойчивое, ровное движение видеокамеры на подвеске, не панорамная съемка «наездом» – но отрывистые, вырванные из изображения кадры, результат реального движения головы. Он замедлил воспроизведение, чтобы посмотреть на себя самого в лифтовом вестибюле – на взволнованного коротышку в сером камуфляже, со сверкающими глазами на неподвижном лице. «Что, я действительно так выгляжу?» Под просторным комбинезоном уродство его фигуры было не столь заметно, как он себе воображал.
Он устроился так, чтобы смотреть глазами Тонкина, и двинулся вместе с ним в быстрое путешествие по лабиринту зданий, туннелей и коридоров Бхарапутры; весь путь, вплоть до финального залпа в конце. Торн точно процитировал слова Норвуда: фраза была произнесена прямо перед видеокамерой. Хотя со временем он ошибся – Норвуд отсутствовал одиннадцать минут, по объективному хронометру шлема. Снова появилось лицо раскрасневшегося, запыхавшегося Норвуда, раздался торопливый смешок – и, секунду спустя, удар гранаты, взрыв… Чуть не нырнув в сторону, Марк спешно выключил комм и оглядел себя, словно почти ожидал увидеть отметины очередной смерти, брызги крови и мозгов.
«Если тут и есть какая-то подсказка, то раньше.» Марк запустил программу снова, от момента выхода из вестибюля. Просматривая в третий раз, он замедлил воспроизведение и глядел шаг за шагом, изучая каждый из них. Терпеливая, скрупулезная, самозабвенная сосредоточенность была почти приятна. Мельчайшие подробности – в них можно затеряться, они как анестезия для измученного болью рассудка.
Он поднял глаза и увидел, что Ботари-Джезек наблюдает за ним. И давно она здесь сидит? Она расслабилась в кресле, скрестив в щиколотках длинные ноги и сплетя длинные пальцы. – Что поймал? – тихо спросила она.
Он вызвал голокарту полупрозрачного здания, со светящимися внутри нее линиями движения Норвуда и Тонкина. – Не здесь, – показал он, – а вон там. – Он поставил в медкомплексе метку совсем в стороне от маршрута, которым двигались дендарийцы с криокамерой. – Вот
Ботари-Джезек выпрямилась. – А это возможно? У него было так мало времени!
– Не просто возможно. Легко! Упаковочное оборудование полностью автоматизировано. Все, что от него требовалось – завести криокамеру в паковочную машину и нажать кнопку. Роботы даже доставили бы ее в погрузочный отсек. А это место оживленное – там получают припасы для всего комплекса и отправляют все что угодно: от дисков с данными до замороженных органов для трансплантации, генетически измененных эмбрионов или спасательного оборудования для поисковых команд. Такого, как отремонтированные криокамеры. Все что угодно! Почта работает круглосуточно, а с нашим налетом ее должны были эвакуировать в спешке. Пока работал упаковочный агрегат, Норвуд мог составить на компьютере багажный ярлык. Прилепил его на криокамеру, передал ее транспортному роботу – а затем, если я верного мнения о его сообразительности, затер запись в файле. И помчался со всех ног обратно к Тонкину.
– Значит, криокамера лежит запакованная в погрузочном отсеке на планете! Подожди, я сейчас сообщу Куинн! Думаю, нам лучше сказать бхарапутрянам, где им искать…
– Я… – поднял он ладонь, останавливая ее, – я думаю…
Она вгляделась в него и, прищурив глаза, откинулась назад во вращающемся кресле. – Думаешь что?
– Прошел почти целый день с тех пор, как мы взлетели. Мы сказали бхарапутрянам о поисках криокамеры больше полусуток спустя. Если бы эта криокамера по-прежнему лежала в погрузочном отсеке, то, по-моему, они бы ее уже нашли. Автоматизированная система отправки
Ботари-Джезек сидела недвижно. – А мы как? – вопросила она. – Боже правый, если ты прав, она может быть на пути