Танец отражений. Память

— Это зависит от точки зрения. Пойдемте, посмотрите… — Она повернулась к классу. — Смотрите, ребята, кто к нам приехал! Это сам лорд Форкосиган!

Дети уставились на него скорее с любопытством, чем с опаской или отвращением. Они внимательно глядели на странного коротышку, стоявшего во плоти под своим собственным портретом. На стене класса висели три портрета, два — вполне по праву: император Грегор в парадном мундире и граф Форкосиган, отец Майлза, в гораздо более скромном мундире, коричневом с серебром — родовых цветов Форкосиганов. Что касается третьего портрета!.. От государственных учреждений не требовали вешать на стенку изображения наследников — и однако на Майлза смотрела его собственная физиономия. Давний снимок, где он в зеленой форме с голубыми знаками различия. Должно быть, сразу после выпуска из Академии. Глаза Гора еще не сверкали в петлицах. Где, черт возьми, Харра его раздобыла?

Она гордо демонстрировала его своим ученикам, словно экскурсовод на выставке. С восторгом шестилетнего ребенка, получившего новую игрушку. Приехав в Лесную долину, он вовсе не собирался встречаться с кем-либо, не говоря уж о том, чтобы выступать на публике, и чувствовал себя крайне неловко в поношенной рубашке, старых черных форменных брюках и стоптанных сапогах, изрядно заляпанных грязью. Но он все же исхитрился пробормотать «очень хорошо, очень хорошо», что вроде бы всех удовлетворило. Харра провела его в соседний класс, где проиграла весь спектакль по новой, отчего молоденькая учительница впала в ступор, а восторг юных учеников чуть не перешел в форменный кавардак.

Когда они пошли обратно, Майлз остановил Харру, взяв за руку.

— Харра, ради Бога, я приехал сюда вовсе не с целью внеплановой проверки. Я приехал лишь для того… Ну, по правде говоря, я хотел лишь совершить церемониальное сожжение на могиле Райны. — Подставка, курильня и ароматические палочки лежали во флайере.

— Очень мило с вашей стороны, милорд, — ответила Харра. Майлз отмахнулся, но она лишь покачала головой.

— Похоже, теперь для этого нужна лодка, — продолжил Майлз, — а мне не хотелось рисковать поджечь лодку, в которой сижу. Или кладбище перенесли?

— Да, перед тем, как затопить, кое-какие могилы перенесли. Теперь кладбище на высоком берегу, как раз над старой деревней. Могилу моей матери мы, конечно, переносить не стали. Я оставила ее там. Пусть даже ее могила будет похоронена, и никаких возжиганий. — Харра скривилась. Майлз понимающе кивнул. — А могила Райны… Ну, наверное, потому что почва там сырая, а ее похоронили без гроба, просто завернув в саван, а она была такой крошечной… В общем, мы не смогли отыскать ее косточки. Наверное, она просто растворилась в земле. Для меня это не имело значения. Даже кажется правильным, когда я думаю об этом. На самом деле, я считаю, что лучший для нее памятник — наша школа. Каждый день я прихожу сюда учить детей, и это все равно что совершить возжигание, только лучше. Потому что это создает, а не разрушает. — Словно подтверждая сказанное, она кивнула, решительная и спокойная.

— Понимаю.

Она внимательно глянула на него:

— У вас все в порядке, милорд? Вы выглядите усталым. И очень бледным. Уж не болели ли вы, часом?

Надо полагать, три месяца пролежать трупом в криокамере равнозначно крайне тяжелой болезни.

— В общем, да. Можно сказать и так. Но я выздоравливаю.

— О! Очень хорошо. А потом вас куда-нибудь направят?

— Вряд ли… Я в своего рода… в отпуске.

— Мне бы хотелось показать вам наших с Лемом детишек. Мать Лема обычно сидит с ними, пока я на работе. Иногда помогает его сестра. Не пообедаете с нами?

К обеду он намеревался вернуться в Форкосиган-Сюрло.

— Детишек?

— Да, у нас двое. Мальчику четыре, а девочке годик.

В этих местах маточными репликаторами еще не пользовались. Значит, она сама выносила этих двоих. Совсем, как свою Райну. Господи, да ведь эта женщина еще и работает! Майлз никак не мог отказаться от приглашения Харры.

— Это большая честь для меня.

— Лем, покажи пока лорду Форкосигану окрестности, — распорядилась Харра и нырнула обратно в школу, чтобы решить вопрос с занятиями, а Лем послушно повел Майлза смотреть архитектурные украшения. Через пару минут ребятня высыпала из школы и, восторженно вереща, разбежалась в разные стороны.

— Я не хотел нарушать ваш распорядок, — запротестовал Майлз. Но его протесты никто не слушал. Теперь он был обречен. Ни за какие миры он не мог обмануть этих радостно улыбавшихся людей.

Они свалились на голову сестре Лема, которая — надо отдать ей должное — достойно встретила удар. Приготовленный ею обед, слава Богу, оказался легким. Майлз познакомился с детьми, племянниками и племянницами семейства Журик. Попав к ним в плен, он совершил прогулку по лесу и проинспектировал их любимый пруд. С серьезным видом прошелся босиком по гальке, пока пальцы не окоченели, и самым авторитетным форским тоном провозгласил, что это, безусловно, отличный пруд, возможно, лучший во всей провинции. Для детишек он явно был завораживающей аномалией — взрослый человек почти одного с ними роста.