— Я молюсь об этом. Подобных учреждений у нас ограниченное число. СБ сейчас ими занимается. Однако лишь… замороженное тело требует такой квалификации. Простая механическая процедура опустошения и очистки камеры может быть проведена в любом корабельном медотсеке. Или инженерной секции. Безымянную могилу обнаружить труднее. А может и могилы нет, а тело было просто пущено в дезинтегратор, как мусор… — Граф уставился на деревья. Марк был готов поклясться, что деревьев этих граф не видит. Что перед его глазами то же видение, что и у самого Марка: маленькое замороженное тело, с развороченной грудной клеткой — чтобы его поднять, не нужен даже ручной тяговый луч, — небрежно и бездумно запихивают в устройство для переработки отходов. Поинтересовались ли они хотя бы, кем был этот человечек? Или для них это просто было
Как давно мысли графа мечутся по одному и тому же кругу, и как, черт возьми, он может при этом гулять и разговаривать? — Как давно вы об этом узнали?
— Доклад пришел вчера днем. Так что, видишь… мне в известной мере стало важнее знать, твою позицию. В отношении Барраяра. — Он снова двинулся вверх по дороге, затем свернул на боковую тропинку, которая, сужаясь, круто забирала вверх между еще более высоких деревьев и редкого кустарника.
Марк с трудом тащился за ним. — Никто в здравом уме не пожелает иметь никакого отношения к Барраяру. Они сбегут от этих отношений. Прочь.
Граф ухмыльнулся через плечо. — Боюсь, ты слишком много беседовал с Корделией.
— Ну да, она оказалась почти единственной, кто желал со мной разговаривать. — Он догнал графа, замедлившего шаг.
Граф болезненно поморщился. — Правда. — Он зашагал вверх по крутой каменистой тропе. — Прости. — Еще пару шагов спустя он добавил со вспышкой черного юмора: — Интересно, когда я обычно рисковал, для моего отца это было так же? Если да, он достойно отомщен. — Слишком мрачно для юмора, оценил Марк. — Но поэтому более, чем всегда, необходимо… знать…
Граф неожиданно остановился и присел рядом с тропой, привалившись к стволу. — Странно, — пробормотал он. Лицо его, только что раскрасневшееся и взмокшее от подъема в гору и от теплеющего утреннего воздуха, внезапно побледнело и покрылось испариной.
— Что? — заботливо спросил запыхавшийся Марк. Он оперся руками в колени и уставился на графа, столь странно ставшего с ним сейчас одного роста.
У того на лице было растерянное, сосредоточенное выражение. — Думаю… мне лучше минуту отдохнуть.
— Мне подходит. — Марк тоже сел на ближайший валун. Граф не стал сразу продолжать разговор. Жуткое беспокойство стиснуло желудок Марка.
— Это не прободение язвы, — произнес граф сдержанным, отвлеченным тоном. — У меня уже одно было, и это не так. — Он скрестил руки на груди. Дыхание его сделалось неглубоким и частым, и его ритм не восстановился после сидения, как у Марка.
— Вы плохо выглядите.
— Я плохо себя чувствую.
— А что чувствуете?
— Э-э… боюсь, боль в груди, — признался он в явном смущении. — По сути, больше чем боль. Очень… странное… ощущение. Возникло на очередном шаге.
— Это не может быть несварение желудка, а? — Как то, что сейчас бурлит, кислотой обжигая внутренности самого Марка?
— Боюсь, нет.
— Может, лучше вызвать помощь по вашему комм-линку? — неуверенно предложил Марк. Чертовски ясно, что
— Что?! Черт, вы же премьер-министр, вам нельзя ходить без…
— Я хотел гарантировать, что этот личный разговор никто не прервет. Разнообразия ради. Что половина заместителей министра из Форбарр-Султаны не перебьет меня звонком с вопросом, куда они задевали свои папки с повесткой дня. Я привык… поступать так для Майлза. Порой, когда дела слишком поджимали. Все с ума сходили, но в конченом счете… они… смирились. — На последнем слове голос его сделался выше и резче. Он совсем сполз на спину, лег на каменистую почву, усыпанную палыми листьями. — Нет… так не лучше. — Он протянул руку, и Марк, сердце которого от ужаса тяжело колотилось, потянул его и снова усадил.