Танец отражений

– Он действует очень расслабляюще, а иногда у пациентов после криооживления включает механизмы воспоминаний.

– А!

– Но он вполне может поставить в неловкое положение. Под его воздействием люди охотно говорят все, даже самое потаенное, даже очень личное. Врачебная этика требует, чтобы я тебя предупредила. А еще у некоторых к этому препарату аллергия.

– А где… вас научили… чебной этике? – с любопытством спросил он.

Как ни странно, она поморщилась, а потом, пристально глядя на него, сказала:

– На Эскобаре.

– А мы сейчас?

– Пока мне не хотелось бы говорить.

– Как это может портить мою память? – возмутился он.

– Наверное, я уже скоро смогу сказать, – успокоила она. – Совсем скоро.

Он стиснул зубы и глухо застонал.

Вербена вытащила из кармана небольшую белую наклейку.

– Протяни руку. – Она приложила наклейку к сгибу его локтя, объяснив, что это проверка на аллергию.

– Судя по тому, что мне известно о твоей работе, у тебя высокий шанс иметь аллергию. Искусственно вызванную.

Отклеив нашлепку, она пристально посмотрела на его руку. Там появилось розовое пятнышко, и она нахмурилась, с подозрением спросив:

– Зудит?

– Нет, – соврал он, сжимая вторую руку в кулак, чтобы не начать чесаться. Препарат, который вернет память! Ему он просто необходим. «Побледнее, чтоб тебя!» – мысленно приказал он розовому пятнышку.

– Кажется, у тебя наблюдается повышенная чувствительность.

– Ну, пжалуссста!

Она с сомнением покачала головой.

– Ну, ладно… Что нам терять? Сейчас вернусь.

Очень скоро она принесла два инъектора и положила на столик у кровати.

– Это – суперпентотал, а это – нейтрализатор. Сразу же скажи, если вдруг почувствуешь себя как-то странно, может быть, появится зуд или трудно станет дышать или глотать, или язык начнет отниматься.

– Уже тнялся, – пробурчал он. – Ткуда смогу знать?

– Сможешь. А теперь просто ляг и расслабься. Скоро будешь вроде в полусне: тебе покажется, что ты паришь в воздухе. Считай обратно с десяти. Ну, начали.

– Десс… Вять… восьми… Семь. Шесть. Пять, тыре, три-два-дин. – Никакого полусна: он напряжен, нервничает и расстроен. – Это тот прат?

Его пальцы сами забарабанили по столику. Звук неестественно громкий. Все предметы в комнате видятся слишком резко, слишком четко. Лицо Вербены – незнакомое и жуткое – какая-то белая маска. И эта маска угрожающе придвигается.

– Твое имя? – прошипела она.

– Я… я… йа-йа… – Язык не слушался.

– Странно, – пробормотала маска. – Давление у тебя должно бы снижаться, а не повышаться.

И тут он вспомнил, что такое важное связано с суперпентоталом.

– Спертотал меня ждает… – Она покачала головой, показывая, что не понимает. – …Збуждает… – заставил он повторить свой непослушный язык. Ему хотелось говорить. Тысячи слов рвались наружу, подталкиваемые нервным возбуждением. – Та-та-та!!!

– Это необычно. – Она хмуро посмотрела на инъекторы, которые все еще держала в руке.

– А то. – Лицо Вербены стало хорошеньким, кукольным. Сердце у него колотилось. Стены колыхались, словно он находился под водой. Огромным усилием воли он попробовал заставить себя расслабиться. Ему необходимо расслабиться!

– Ты что-нибудь вспомнил?

Ее темные глаза как озера, влажные и прекрасные. Ему хотелось окунуться в ее глаза, хотелось сделать ее счастливой, танцевать с ней, нагой, под звездами… Его бормотание вдруг вылилось в поэзию… в некотором роде. На самом деле это был крайне непристойный стишок, в котором обыгрывался очевидный символизм п-в-туннелей и скачковых кораблей. К счастью, выговорился стишок очень невнятно.

К его облегчению, она улыбнулась. Но с этим было связано и что-то совсем не смешное…

– Гда я прошлый раз его чтал, хто-то теня трашно збил. Тоже был под спертоталом.

Все ее прекрасное стройное тело вдруг напряглось.

– Тебе уже вводили суперпентотал? А что еще ты помнишь об этом?

– Его звали Гален. Лился на мнея. Не знаю чему. – Он вспомнил, как над ним колыхалось багровеющее лицо, источавшее смертельную ненависть. Как на него сыпались удары. Он поискал воспоминания о страхе и обнаружил, что страх почему-то был связан с жалостью. – Не пнимаю.

– А о чем еще он тебя спрашивал?

– Нпомню. Сказал ему еще стих.

– Ты читал ему стихи под суперпентоталом?

– Нсколько часов. Чертовски злил.

– Ты не поддался допросу под суперпентоталом! Потрясающе. Ну, тогда давай поговорим о поэзии. Но ты помнишь Сера Галена. Ага!

– Гален кладывается? – Он встревоженно наклонил голову. Ну конечно, Сер! – Имя было важно – она его узнала. – Скажи мне!

– Я… не уверена. Каждый раз, когда мне кажется, что я сделала шаг вперед, мы уходим на два в сторону и один назад.

– Хотел бы пройтись с тобой, – признался он и с ужасом услышал, как описывает, коротко и грубо, что еще хотел бы с ней сделать. – А! А! Извините, миледи.

– Ничего, – утешила она, – это суперпентотал.

– Не… этто гормоны.

Она расхохоталась. Это подействовало ободряюще, но ненадолго. Пальцы начали теребить одежду, ноги задергались.

Она хмуро посмотрела на меддисплей: