Танец огня

Она ушла. Джулиен долго ждала, сидела на том камне, пока не поняла, что Сендара ушла. Но она не могла позволить себе плакать — ее могли увидеть тут, красные глаза могли заметить за ужином, как заметили венок. Она сглотнула. Печаль застряла камнем в горле. Она встала и пошла к замку, пришла в сумерках. Архимастер Кервин отругал ее на входе в зал, ведь она опоздала на ужин. Сендара Диар не заметила, когда Джулиен пришла, она смотрела на Этерелла Лира напротив, взволнованно и встревожено. Он взглянул на нее случайно, сдерживался на людях. Как-то восхищение Сендары заставляло его сиять ярче обычного, хоть он похудел и выглядел усталым, как все избранные. Марик Антрелл, тоже красивый, сидел рядом с ним, как рыжеволосый скелет. Под взглядом Сендары Этерелл чаще смеялся, шутил, но Джулиен едва слышала его в конце стола. Его друг, высокий и молчаливый Дариен Аррин, замкнулся. Ушел глубоко в себя. Иногда она ловила его взгляд, думала о его мыслях. Может, он страдал, хоть и не говорил.

Она думала, что между ней и дочерью Элиссана Диара все кончено после каждого такого случая. Но они часто шли бок о бок. Джулиен не понимала, почему. Может, потому что на уроках только с Сендарой можно было говорить, а после уроков Этерелл Лир был занят с избранными своими делами. Валанир Окун намекнул, что они заняты чем-то неправильным, и Джулиен было больно думать, что Этерелл там, как и другие ученики, которых она считала довольно талантливыми, пока на остров не пришел Элиссан Диар.

Она вспомнила другие слова Валанира Окуна. Среди шума учеников за ужином, смехом избранных Джулиен подумала о той ночи в комнате башни со сквозняком.

— Манайя будет другой в этом году, — сказал Пророк, глядя на нее, под конец их беседы, словно хотел, чтобы она запомнила. — Чары вернулись. Я не хочу тебя там. Не подходи к огням.

— Я буду петь с Сендарой, — сказала Джулиен. Это тоже связывало девушек, песня была написана вместе. Но Сендара переделала ее до неузнаваемости, сделала своей. Джулиен не смогла переубедить ее, ей нужно было еще многому учиться. Она знала, что ее творение было не лучшим. Они порой встречались и репетировали, голос Сендары был сладким соперником тихому голосу Джулиен. Сендара говорила, что и голос унаследовала от матери, Хаверен Дир, и этот голос с красотой очаровывал лордов и королей. — Я соревнуюсь, — сказала Джулиен Валаниру, хоть это звучало как ложь.

— Не советую, — Пророк склонился. — Слушай, Джулиен Имара. Когда-то фестиваль был просто песнями у огня, ради веселья. Мы знали, что он был связан с древними ритуалами весны, так что относились к его проведению серьезно, но только это. В этот раз будет иначе.

— Что иначе?

Он отодвинулся в тень высокой спинки стула. Его глаза были в тени.

— Оглядись, и ты поймешь, что происходит, — сказал он. — Сказки стали реальными.

* * *

Дорн Аррин расхаживал по комнате. Этим утром он столкнулся с другом — если Этерелл еще был его другом.

— Сим Олир? — сказал Дорн в спину Этереллу. Его друг сидел за их столом, что-то писал. Дорн не знал, и ему было все равно — записка это для Сендары Диар или письмо домой. — Одно дело с Гаредом Дексаном, — продолжил он. — Сим был… не таким. Это тебя не волнует?

Этерелл писал.

— А почему должно? Он поправится.

Дорн выругался.

— Глупо так думать. Ты не такой, каким я тебя знал. И я не верю этому.

Этерелл хотя бы повернул голову.

— Во что ты веришь, Дорн Аррин? — сказал он с долей насмешки.

— Я думаю, он мертв, — сказал Дорн. Слова упали дровами на пол. Комната стала очень тихой. Дорн заговорил едва слышно. — И Гаред тоже. Я говорил с поварихой. Она не понимала, когда парней переправили на континент — лодок ни разу не было. Она просыпается раньше всех. Я думаю, они умерли. Их тела где-то сожгли или зарыли.

Этерелл присвистнул и отвернулся к столу.

— Драматично. Из тебя выйдет хороший поэт.

— Хватит, — Дорн пытался не звучать умоляюще. — Что с тобой? Ты ведь не думаешь, что за Элиссаном Диаром… или Мариком… стоит следовать?

Миг. Ему показалось, что ладонь Этерелла сжалась на столе.

— Я ни за кем не следую, Дорн Аррин, — его ледяной тон Дорн ощутил спиной. — Следи за языком. Ночью в лес не ходи, — Этерелл сложил листок, на котором писал, и встал. Его лицо сочеталось с тоном голоса. — Я больше не могу тебя защищать.

Дорн не помнил, что ответил, он злился, но и ощущал себя брошенным.

Теперь он сидел на кровати, смотрел на озеро и ощущал себя удивительно пустым. Словно он уже готовился к этому мгновению. Может, он готовился к нему с того дня, как Этерелл вырезал морского конька. Стоял в свете солнца. Дорн смотрел, как деревья на берегу раскачивает ветер, как невидимая рука струны лиры. Их мелодия доносилась до него.

Ты не думал о приключении? Так говорил друг об избранных. А потом говорил, что не хочет такого.

Еще неделю назад щеки его друга не были впавшими. И глаза не блестели лихорадочно, как у Марика Антрелла. Это было от чар, что убивало избранных одного за другим.