– Человек неисчерпаем, пока жив. Это такая скотина… такое животное, твой человек, способное на все! Ты согласен? Или тебе надо подумать?
– О чем? – Вася все еще не понимал.
– Рудницкого нет. Да здравствует Рудницкий! Он исчез без следа, бедняга, но мы воскресим его, как Феникса, из пепла времени. Создадим и придумаем! Порадуем старого Гемфри Блейка.
– Но это же подлог!
– Мы не собираемся подделывать картины Всеволода Рудницкого, Василек. Мы собираемся создать их! Мы собираемся родить художника по имени Всеволод Рудницкий в муках… совести. Твоей. Шучу, шучу! Мы же не аферисты какие-нибудь, упаси бог! Никто не знает такого художника, может, его и вовсе не было, может, Гемфри ошибается, приснилось ему… И я обещаю тебе, Василек, твою персональную выставку через годик-другой. Как только мы раскрутимся с Рудницким. Я думаю, двух или трех его картин будет достаточно. А потом слепим тебя.
– Я не знаю, честное слово… – неуверенно бормотал Вася, полный сомнений.
– Мы всегда можем сказать, что картины
Если не признает – извинимся и отправимся восвояси. Только и всего. Ты лишь имей в виду, Василек, подобные истории просто так на дороге не валяются. Такая мощная история! Не иначе как… знак. Знак твоего возрождения, и теперь главное, не упустить фортуну, схватить ее за хвост. – Сэм замолчал. Потом сказал, словно подводя итог: – Последнее слово за тобой. Если ты откажешься, мне придется вернуться в Нью-Йорк, позвонить старому Гемфри Блейку и сказать, сорри, уважаемый, но… нет, к сожалению. Нет нигде Всеволода Рудницкого, дорогого вашего дядюшки. Ты представляешь, что с ним будет? Это убьет его!
– Я согласен! – выдохнул Вася, чуть не плача. – Я постараюсь. Ты мне их оставишь? – Он кивнул на постеры.
– Они твои, – великодушно сказал Сэм. – Ты не пожалеешь об этом, Василек. А теперь давай обсудим технические детали нашего…
– Чего? – не понял Вася.
– Симулякра!
– Что это?
– Копия, не имеющая оригинала. То, чего на самом деле нет. Вроде нашего Всеволода Рудницкого и его картин!
Глава 11
Взрыв
Банкир Григорьев позвонил около семи вечера, был сух и деловит. Сказал, что не смог связаться с ним раньше, так как был занят. Теперь разгребся и ждет Шибаева для отчета сегодня в девять ноль-ноль, пока у него есть пара свободных минут. Шибаев испытал волчье ощущение дыбом вставшей на загривке шерсти от одного голоса Григорьева, хамского и покровительственного одновременно. Банкиру было наплевать, есть ли время у него, Шибаева. К его неприятию этого человека теперь примешивалась ревность, а также подспудное чувство вины. Хам Григорьев или не хам, а рога ему он наставил, и если дойдет до разборок, а Шибаеву почему-то казалось, что непременно дойдет, то мало ему не покажется. Его наняли доказать виновность неверной жены, и он, Шибаев, сделал все, что мог, чтобы вину ее доказать. Так, верный вассал, приглядывающий за супругой сюзерена в его отсутствие, вместо того чтобы блюсти честь дамы, совращает ее – что-то было похожее в историческом фильме, который он видел когда-то. Он не боялся Григорьева, велика честь, но Ирина оказалась болевой точкой.
Одно хорошо – сегодня он развяжется с Григорьевым. Скажет, что никаких доказательств неверности жены представить не может, все ее передвижения и встречи носили вполне невинный характер, ни один самец не приблизился к ней даже на пушечный выстрел. Продолжать дальнейшую разработку объекта не может, так как вынужден уехать по семейным обстоятельствам. Вот вам фотографии жены, вот рапорты за отчетный период, включая накладные расходы. И до свидания, надеюсь, не скорого.
Нарисовав картину прощания с Григорьевым, Шибаев тем не менее понимал, что могут случиться разные непредвиденные осложнения. Ну, допустим, их видели вместе, его и Ирину, и доложили банкиру, описали его внешность. И тогда… Что тогда, Шибаев представлял себе смутно. Тогда придется действовать по обстоятельствам. Возможно, дойдет до выяснения отношений. Сожаление, что он не рассказал Ирине о… телодвижениях ее супруга, кольнуло Шибаева. Он пытался, но она сказала, молчи, иди сюда! А потом уже стало не до того…