Танец мотылька

Мотаю головой. Объяснять, что не замужем нет желания.

– Не волнуйся – он выжил, – заговорщицки шепчет девушка, чуть склоняясь ко мне. – Бенедикт Егорович вчера десять часов на операции был. Говорят, что с того света твоего благоверного вытащил.

Задерживаю дыхание. Начинаю дышать, когда девушка смущенно закусывает губы и мямлит:

– Прости, я жуткая болтуха.

От нее пахнет сладкими духами и шоколадными конфетами. Я рассматриваю ее пухлые пальцы в веснушках, которые бередят покрывало.

Муж? Какой еще муж? Хочу возмутиться, но есть ли смысл отрицать? Это нелепая путаница. Перед глазами встает тот самый штамп с размытыми краями и от руки написанным именем.

Марк. Вольный.

– Дыши, – медсестра хлопает меня по плечу, и я набираю, наконец, побольше воздуха. – Будешь нервничать – мне придется успокоительное вколоть, а от него ты будешь, как сонная муха, – она мило улыбается. Замечаю тонкий шрам возле губы и ущербленные зубы.

Вдох-выдох.

– Вот так. Кстати, сегодня с тобой психотерапевт будет говорить. Вера Васильевна – классный специалист, она поможет справиться со стрессом.

А мне уже страшно, что снова в моей голове будут копаться. Я просто хочу домой!

– А когда меня отпустят?

– Как только станет лучше, – снова улыбка, показывающая щербинки. – Ладно пойду. Я там, – девушка показывает направление.

– В коридоре, – добавляю с сарказмом.

– Точно! Сама в туалет уже вставай, утку я убрала. Ты же ходячая, так что – сделай над собой усилие и пройдись немного, а то пролежни заработаешь на свои красивые ножки. Ужин в восемнадцать принесут в палату.

Смущаюсь и киваю.

– Вот и чудно. Я – Марина, – бросает она и уходит. Еще долго слышу ее сладкий шлейф.

Что дальше?

Произошла какая-то ошибка. Меня либо путают с другим человеком, либо кто-то жестоко решил пошутить.

Откидываю одеяло, встаю, справляюсь с головокружением. Роюсь внутри тумбочки: нахожу трикотажные спортивки и футболку. Быстро переодеваюсь. Пару раз останавливаюсь и вцепляюсь пальцами в край кровати, чтобы приглушить тошноту и не упасть. Делаю несколько глотков воды: нормальной воды, не горькой.

Из коридора доносятся голоса.

Я осторожно высовываю голову из палаты.

У соседней двери – люди. Женщина плачет: горько и протяжно. Другие обнимают ее и утешают. Стараюсь не думать о трагедии: мне своего горя хватает.

Почему мама с папой до сих пор не навестили меня? Где же Артем?

Бреду по коридору, держась за стену. Холодная краска местами вздулась буграми и больно колет ладони.

По интуиции нахожу туалет. Как назло, внутри ни одного зеркала. Укладываю пальцами и водой спутанные волосы: сплетаю их в косу на одну сторону. Она быстро расплетется, я знаю, но сейчас патлы жутко мешают. Свернуть бы их в гульку, да потуже, но нужен рюкзак – там булавки.

Хочется зарычать. По всему телу чувство, будто я провалялась полночи в грязи, и запах не лучше. Хочу в душ! Хочу домой. Сейчас зареву от истерики, но слез нет. Сухая горечь застывает в горле. Прополаскиваю водой, но никакого облегчения – стойкий вкус полыни растекается по деснам, катается по языку и льется в желудок.

Меня рвет желтой жижей. Опускаюсь на пол от слабости в ногах, капли воды с кисточки косы стекают на плечи, и меня трусит, как при температуре.

Мама, Артем, где вы? Сейчас так нужна ваша поддержка.

Отпускает. Тошнота уходит, и в голову врываются осознанные мысли. Просто нужно пару дней переждать. Скорее всего, не успели им сообщить – ведь не до меня было. Целый взвод погибших. Будто мы на войне. Моей личной и такой необратимой.

Возвращаюсь. Марина выходит из другой палаты и машет рукой. Иду к ней, немного шатаясь.

– Айда, я тебе покажу что-то, – она хватает меня за локоть и тянет в боковое крыло.

Мое сердце пропускает удар перед табличкой «Реанимационное отделение».

Отступаю назад, пытаясь освободиться.

– Не бойся, все нормально, – успокаивает медсестра. – Смелей.

– Я не хочу, – бормочу, но все же делаю шаг. Нога зависает в воздухе.

– Один глазком, – Марина одергивает мою руку, а затем ловко ныряет за спину и осторожно толкает вперед.

Из светлого коридора попадаю в полумрак. Долго фокусирую зрение.

Мерное гудение и спокойное тиканье аппаратов. По центру палаты – кровать. На ней человек, я не вижу его лица с этого расстояния. Лоб перебинтован, кожа на лице – сплошной синяк, нос разбит, на нем пластырь. Пячусь назад, но Марина не пускает.

– Мне это не нужно, – умоляюще шепчу.

– Иди, говорю. Это поможет выбраться из стресса. Дурочка! – последнее девушка бросает так резко, что я послушно ступаю дальше: шаг, и еще один. Словно по горящим углям.

Теперь меня мучает любопытство. Кто он? Почему он? Почему я? Каждый метр, как приближение к пропасти: волнительно и страшно. Будто, если я подойду слишком близко, назад дороги уже не будет.