Танец любви

Раджаб был сильно озадачен, говорил много и быстро, путая русские слова с таджикскими. Лейтенант несколько раз останавливал его, плохо понимая доброжелателя. Наконец, пришлось позвать прапорщика Буткина. Сутуловатый, с водянистыми нагловатыми глазами, прапорщик был здесь старослужащим и в таджикском говоре кое-что «петрил».

Вдвоем они разобрались в донесении Раджаба. По его словам, сегодня утром моджахеды нападут на соседнюю заставу, а там уж жди с реки Пяндж непрошеных гостей и сюда…

— Махмуд так и сказал: «Намозолила глаза застава, будем ей «секир башка»…

Сухомлинов уже знал, что Махмуд в этом районе не только глава банды. Его люди связаны с оппозицией и афганскими моджахедами.

Раджаб, показав рукой на проблески в окне, заметил:

— С нами Аллах! Он не позволит Махмуду самовольничать…

И он крепко по очереди пожал руку лейтенанту и прапорщику. Потом вышел на крыльцо. Посмотрел на восток и быстро скрылся в еще не растаявшей темноте в направлении гор.

— Что будем делать? — нахмурившись, спросил Глеб прапорщика Буткина. — Как всегда, автоматы в руки?

— Как всегда, автоматы в руки. Так что принимай решение, лейтенант.

Сухомлинов усмехнулся: прапорщик в силу своего возраста был заносчив. Как старослужащий, «отпахавший» на заставе немало лет, он должен бы давно стать старшим прапорщиком… но не повезло. Попался Зиновий на пьянке с солдатами — до сих пор начальник отряда простить ему этого не может.

Запищал полевой телефон, и Глеб взял трубку.

— Это ты, Ахметзянов?

— Никак нет, товарищ полковник… Лейтенант Сухомлинов.

— А где старший лейтенант?

— Отправили в санчасть. У него колики.

Глеб понял, что Ахметзянову присвоили «старшего», и порадовался этому…

— Что у вас там? — пробасил полковник.

Сухомлинов объяснил в чем дело.

— Я так и думал, — сказал полковник. — Вот что, давай, только не робей. Как говорится, не впервой…

Простота в общении нравилась Сухомлинову. С полковником Захаровым он встречался всего два раза: один раз он был на заставе, а другой — случайно, на дороге, когда Глеб сопровождал груз в отряд. Моложавый, с открытым добродушным лицом, полковник остановил машины.

— Вот что, Сухомлинов, от бэтээра не отрывайся. У кишлака Колот, сам знаешь, боевики отряда самообороны. Они любят побаловаться. Постоянно грабят машины. Не брезгуют и пограничниками.

Поговорив с полковником и получив дополнительные распоряжения, лейтенант Сухомлинов сказал прапорщику:

— Ты возьмешь на себя реку Пяндж. Я, пожалуй, останусь на Соколиной горе. Там кто в «секрете»?

— Босых и Подолян, — коротко бросил старшина заставы.

На Соколиной горе хмурилось. Темные свинцовые тучи, казалось, вот-вот заденут за вершину. Но пограничникам отсюда хорошо видны голые склоны и даже едва заметные тропы с афганской стороны. Река Пяндж, огибающая гору, тоже была под отличным присмотром.

Лейтенант Сухомлинов взял у сержанта Босых бинокль. Маленькие фигурки двигались в направлении соседней заставы — как раз к капитану Матюшенко.

Глеб невольно вспомнил последний разговор с капитаном, когда они встретились на стыке застав. Матюшенко, загорелый, мордастый, похлопал его по плечу.

— Когда вернешься?

— Как прикажет начальство.

Завязался короткий разговор.

— На Памире много странного, — заметил капитан. — Отряды местной самообороны хоть и не в открытую, но все же войну ведут против нас. Вот и разберись здесь — кто за, а кто — против.

— Это верно, — согласился Глеб. — Днем заверения в дружбе, а ночью, глядишь, пуля в спину.

— Я больше верю простым людям.

Матюшенко наверняка в чем-то был прав: нам «бара-бир» — пусть разбираются сами, а ввязываться в политические разборки незачем — у нас граница…

— Товарищ лейтенант, — оторвал от мыслей солдат Серафим Подолян. — Смотрите-ка… Пошли на Пяндж.

Послышалась далекая пулеметная дробь.

«Значит, Раджаб был прав, — подумал Глеб. — Хочешь не хочешь, придется вступать в бой…»

Бой длился часа два. На Соколиной было еще тихо, но у реки, откуда был прямой ход на заставу, бой шел вовсю, и Сухомлинов даже пожалел, что послал туда прапорщика — надо было пойти самому.

Сухомлинов связался с заставой.

— «Коршун»… Я «Сокол»… Как слышно?

Слышно было нормально, но, как доложил дежурный, новостей от Буткина нет: только слышны разрывы мин да автоматные очереди. Видимо, там горячо…

Рядом появился Босых и доложил:

— Товарищ лейтенант, справа на дороге к кишлаку замечены боевики.

— Много?

— Десятка два.

Сухомлинов поднял бинокль.

— Надо их остановить. Иначе они через кишлак выйдут в тыл Матюшенко.

Взяв с собой Егора Стародубцева и Подоляна, лейтенант стал спускаться по крутой тропе. По его расчетам, они должны были добраться раньше и у поворота, где дорога шла по огромному ущелью, способны задержать «духов», как серьезно заметил Подолян…

И действительно, автоматные очереди положили боевиков на землю. Особо развернуться им негде, и пограничники какое-то время торжествовали. Но вдруг совсем рядом разорвался снаряд. Солдаты и лейтенант припали к серой, каменистой земле.

Было ясно, что стреляли с сопредельной стороны, так как эта часть горы была обращена к Афгану.