Танец любви

— Да ладно уж, куда от него денешься…

Посмотрели «телек», и Глеб, отпущенный, как и Димка, до десяти, начал собираться. Разговоров с Машей не было — разве лишь о непутевом Разине, — и Глеб, подталкивая приятеля к выходу, попрощался. Димка извинялся, бледный и осунувшийся, на губах выступала слюна. Хлебнув свежего воздуха на улице, стал вроде приходить в себя. Но вскоре его опять затошнило и вырвало.

— Что, бормотуха что ль? — сострадательно спросил Глеб, постучав его по спине.

Димка кивнул.

— Эх ты, заяц, хоть раз пил до этого? Только честно, Димон?

— Нет.

— Ни разу? Первый блин комом! — засмеялся Глеб. — Оно и понятно. Смотри, чтобы потом не пошло соловьем.

Димке стало легче. Но болела голова, и он заметно шатался. Глеб довел его до училищного забора. Нашли дыру и пролезли на спортгородок. Там «качался» Денис Парамонов.

Парамонов сбегал в роту. Убедившись, что там, кроме дневального никого нет, они быстренько протащили Димку. Но Глеб успокоился только тогда, когда Димка, раздевшись, плюхнулся в постель.

Он уже собрался уходить, но Димка поднял голову.

— Ты знаешь, Глеб, я никогда не видел такого красивого тела. Даже в кино.

— Радуйся, что не прихватили патрули. Было бы тебе и тело, и кино…

— Ты так ничего и не понял, Глеб.

Вскоре Димка крепко заснул.

25

На уроке английского языка занимались военным переводом. Англичанка к доске вызвала Глеба Сухомлинова и Пашку Скобелева. Поставив их друг против друга, сморщила личико и хлопнула маленькими ладошками.

— Внимание все! Перед нами иностранный солдат Глеб Сухомлинов… Его допрашивает военный переводчик Скобелев. Я предлагаю каждому из суворовцев сделать беспристрастный анализ диалога.

Она с серьезным видом прошлась по классу.

— Ну что же молчите? Начинайте, мальчики. Мы ждем.

— По-русски ни слова? — вдруг, словно не веря своим ушам, выдавил Скобелев. — Совсем ни слова?

— Совсем ни слова, — подтвердила жеманная, с крашеными губами англичанка.

Скобелев потоптался, напрягся и выпалил:

— Я вижу, вы — солдат, скажите, пожалуйста, откуда, какой армии?..

Глеб свободно повернулся к классу, чуть-чуть улыбнулся и, встав в позу немного разболтанного человека, твердо сказал:

— Я — американский солдат, сэр. Что вам еще угодно?

— Хотел бы знать вашу часть.

— Мою часть? Это невозможно, сэр.

— Почему?

— Я — американский солдат.

Класс взорвался смехом. Глеб принял независимую позу: ноги врозь, а руки за спиной. В глазах его сквозила насмешливость.

— Вы хотите сказать еще что-то, сэр?

Скобелев злился.

— Да. На вас форма американского десантника, вы наемник или рекрут?

— Я — американский солдат, сэр.

— Я вас спрашиваю о деле, и будьте любезны ответить, как обучают американского десантника?

У Пашки появились раздраженные нотки. Он уже сердился на Глеба…

— Я — американский солдат, сэр…

Продолжать диалог смысла не было. Англичанка поставила Скобелеву пять, а Глебу только четыре за скудность выражения своих мыслей. Класс встал на дыбы: не честно. Все считали, что Сухомлинов прав: ведь он, кроме всего, играл роль и выполнил ее достойно.

— Конечно, конечно, — согласилась англичанка. — Я же ему и поставила четыре…

На перемене по коридору лениво слонялись суворовцы. Кто-то просил списать, а кто-то мусолил анекдот, поднадоевший всем еще с прошлого года…

— Эй, ты, американский солдат! — Глеба сильно подхватили под руку. На Сухомлинова смотрели озорные, предательские глаза Вербицкого.

— Скажи мне, Глеб, что такое дружба разумного эгоизма?

— Дружба, разум, эгоизм… Не понимаю, разве может дружба быть эгоистическая?

Вербицкий хлопнул Глеба по плечу.

— А вот русские демократы, Чернышевский, Писарев, Добролюбов считали, что может.

— Разумная — да, но…

— Но эгоистическая — нет. — Вербицкий даже подпрыгнул от удовольствия. — Милый, как сказал один философ, изучай человеческую природу!

— Ну?

— Вот и гну. Ты кто? Эгоист… И я — эгоист… А Димка Разин — двойной эгоист. Так как мы все живем для себя. Но вот ты, и Димка, и я решили стать офицерами. И вдруг ты понимаешь, что твоя идея шаткая. Тебе англичанка подбросила пару гусей… И у меня заминка. Рубль бьет рублем… Что же делать бедному кадету? Ты — эгоист, потому что живешь для себя, значит, и науку долбишь для себя — вот разумно и просишь: помоги, кадет Вербицкий, с инглишем. А я встречную депешку: помоги с физикой. Разумно? Вот эгоизм и разум встретились на компромиссе. И работают они на общую нашу цель — хочу офицером! Вот и родилась дружба разумного эгоизма!

— Любопытно, — с усмешкой заметил Глеб. — У тебя двояк по физике?

— Ну, Глеб… падаю на колени. Подсоби.

Разин стоял рядом и все слышал. Он даже подошел поближе, так что уличный свет высвечивал его выразительное, подобревшее лицо с маленькой родинкой возле носа.

— Братва, родилась идея! — закатив глаза, возвестил Димка. — А что, если мы создадим дружбу разумного эгоизма и назовем ее «Троянда».

— Троянда? — удивился, шмыгнув носом, Вербицкий.

— Ведь нас трое… — выпалил Димка.

— Троянда, троянда… это, по-моему, какой-то цветок?!

— А не все ли равно! Красиво! Кадетская троянда!