Танец любви

— Садись, — резко оборвал его ротный и страдальчески сморщил лицо, — в Крыму у Манштейна, суворовец Парамонов, к сожалению, была румынская бригада…

— Я и говорю… что румыны, что итальянцы! На одной русской сковородке жарились!

Среди суворовцев пробежал смешок. На лице майора застыла ледяная ирония, и Сухомлинов, не совсем понимая ротного, подумал о том, что Шестопал все же человек сложный — не Шпала, как кажется многим. Не любит он, когда не по его…

20

Сергей Карсавин, напустив на себя серьезность, мытарил Парамонова Тараса.

— Не думаешь ты, Тарас, о завтрашнем дне.

— А зачем думать? Вот придет завтра, тогда и подумаю.

— А ведь завтра — это будущее, к которому надо идти, между прочим, ежедневно… Ну, а ты куда намылился?

— Как куда? На увольнение.

— Вот-вот, «на увольнение», вместо того, чтобы еще раз перед завтрашней математикой порешать задачи.

— Да пошел ты…

Карсавин, ладный парень с тонкой талией и налитым силой телом, вызывал некоторую зависть и тем, что великолепно сложен, и тем, что раскован (движения его свободны и красивы), и тем, что говорить умел ловко, словно тасовал карты…

— Вот ты пойми, Тарас… Казалось, мы выбрали офицерскую профессию. Но приходит время, когда профессия начинает выбирать нас… Нет, Тарас, с твоим умом психологию жизни не понять…

Тарас уже не знал, как отвязаться от Карсавина — ну чего, как репей! — и обрадовался выскочившим из канцелярии ребятам. Но как-то сразу осел: понял, что Карсавин, как черная кошка, перебежал дорогу…

— Увольнения не будет, — коротко объявил ротный.

— Нет, будет, — холодно, властно сказал Горлов. — Мы не обезьяны, чтобы нас все время в клетке держать. Пойдем в политотдел.

Встретил их седеющий подполковник Воробьев.

— Кто это сказал, что запрет наложил политотдел? Разбирайтесь с ротным.

— Тогда позвоните, товарищ подполковник, в роту.

— Пусть майор Шестопал сам мне позвонит.

Все поняли: старая песня. Странная штука — эта связь с высшим начальством. Оно никогда не отказывает… А ротный никогда не исполняет.

Кто-то зло выкрикнул:

— Братва, айда к генералу! Он их всех к ногтю.

Психологическая зараза сработала. Назревал конфликт. Толпа желающих идти к генералу разрасталась. Крепла уверенность, что всему виной ротный и политотдел. Конечно, надо к генералу! Он наверняка ничего не знает и поймет кадетскую душу. Кто-то даже вспомнил, как однажды в день увольнения занимался уборкой территории и генерал, столкнувшись с ним, изрядно удивился, что суворовец не наказан, но убирает территорию лишь потому, что так захотелось ротному. Генерал вызвал дежурного по училищу и тут же приказал отпустить суворовца в увольнение… Это еще более подлило масла в огонь — немедля идти к генералу… Без выборных, идти всем!

В приемной порученец удивился такому количеству суворовцев.

— Генерал занят, но в чем дело?

— Нам ротный зарубил увольнение, — захлебываясь в азарте, громогласно заявил Мишка Горлов. — Нам надоела его двуличная натура.

Порученец потоптался, словно раздумывая, еще раз удивленно взглянул на взбудораженных ребят и, хмыкнув, пропал в кабинете генерала…

Через минуту невысокий, плотный генерал сам вышел в приемную. Вскинув густые брови, он остановился и вопрошающим взглядом обвел ребят. Пацаны растерялись, застыли. Горлов почувствовал, как забулькало в животе.

— Хорошо, — вдруг спокойно, тепло и даже дружески сказал генерал, — вот ты объясни, но толково. — И он показал на Горлова.

Мишка набрал полную грудь воздуха, бедово и сбивчиво сказал:

— Вторую неделю ротный рубит увольнения только потому, что кто-то, с его точки зрения, провинился. Все отвечают за одного… Я знаю, что так поступают в «зоне». Стоит не выполнить рабочую норму одному «зеку», как сразу жестоко наказывают всех… Мы против зековской системы…

Генерал мелко подергивал губами. Последние слова Горлова ему явно не понравились: лицо стало жестким, вопрошающие глаза смотрели отчужденно. Генерал повернулся к порученцу.

— Шестопала ко мне!

Когда суворовцы спускались по лестнице вниз, навстречу им по ступенькам бежал озабоченный майор Лошкарев.

— Опять накуролесили, — беззлобно заметил он, — откуда такая бесшабашность?

— Нет, товарищ майор, — перебивая друг друга, живо откликнулись и затараторили суворовцы, — в конце концов, мы люди…

Оказывается, Шестопала в роте не было (возможно, испугавшись генеральского втыка, он просто сбежал), и вместо него к генералу поднялся майор Лошкарев. Все знали, что Лошкарев мужик добрый и порядочный, одним словом — афганец. И потому кучкой, перебрасываясь незначительными репликами, ждали во дворе. В роту, несмотря на приказ Лошкарева, никто не пошел: встречаться с Шестопалом не очень-то хотелось, тем более попадать под его горячую руку.

Лошкарев вернулся быстро. Его окружили плотным кольцом.

— Эта пытка была выше моих сил, — устало сказал майор. И тихим обнадеживающим голосом добавил: — Всем в роту. Где старший вице-сержант? Генерал разрешил увольнение всем. В том числе и Вербицкому.

— Ура! Наша взяла! — заорал второй взвод.

— Качать Горлова! Качать Мишку!