Танец любви

Он полностью оправдывал Вербицкого. Да и в Вербицком ли дело? Скорее всего — в манере поведения офицеров. Ему думалось, что будь офицером он — многое перекроил бы и перестроил… Пока отношения офицеров и суворовцев строятся по одной методе — сверху вниз, без обратной связи. Многие командиры не чувствуют душевной тонкости взрослеющего человека. Прикрываясь уставом, не желая проникнуть в него глубже, прочитать между строк, они действуют кавалерийским наскоком, в приказном порядке. А если бы шли навстречу друг другу душевные потоки, возбужденные общим пониманием. Если бы командир руководствовался не только положениями устава… Если бы он старался на место суворовца поставить себя, вспомнить и свое детство…

Сухомлинов не так давно открыл для себя слово «волюнтаризм». Узнав его значение, он подумал, что именно в офицерах силен волюнтаризм. Что бы они ни делали, всегда это объясняется уставом. Довод чаще всего один: «С командиром не спорят. Приказ командира — закон». Это широко шагает по училищу и особенно хорошо передается сержантам. А ведь он, Глеб, да и любой суворовец, прекрасно видит, где приказ командира — действительно закон, а где им прикрывается беспомощность, а то и непорядочность.

Нет, вице-сержант Сухомлинов за обратную связь. Если он ее не получил, значит, нет между солдатом и командиром взаимодействия, — тогда нет и уверенности в том, что бой будет выигран.

На последних уроках Глеб только об этом и думал: должно же быть взаимодействие!

Старший вице-сержант Муравьев, спокойный, уравновешенный малый — чистый сангвиник — был во многих взводных делах как бы на отшибе. Он не лез в бутылку, не навязывался, но и не мешал взводу, вызывая недовольство ротного. В последнее время Глеб стал замечать расположение Антона. Он все чаще стремился к разговорам с ним…

— Слушай, Глеб, у тебя на лице чересчур умные мысли. Об уроках так не думают!

Собственно Глебу нравился независимый характер «замка».

— Да вот мысль какая, Антон. Ты «вицак», и я «вицак». Так почему же нами всегда командуют? Любой разговор с офицером только в командном тоне?

Муравьев расхохотался.

— Эх ты, Глеб! Наивная душа. Майор Шестопал еще голубчик! А я вот слыхал, что раньше здесь командиром одной роты был бывший начальник гауптвахты — его роту так и называли «губа»!

После обеда майор Шестопал в ленкомнате собрал суворовцев, занимающихся изучением иностранных армий. Обсуждали личностные качества итальянского солдата. Сухомлинову тема разговора понравилась сразу, и он напрашивался сделать по ней сообщение, видимо, надеясь съездить еще раз в Дом офицеров к знакомой библиотекарше. Но ротный поручил подготовку материалов Стасику Тиграняну, чем сильно огорчил вице-сержанта. А так хотелось! Тем более Глеб на днях столкнулся с девушкой из Дома офицеров в своей библиотеке. Увидев Глеба, она заметно обрадовалась, хотя и покраснела от смущения. Зато он подошел к ней бойко, разухабистой походкой, смеясь своими простодушно-чистыми глазами.

— Здравствуйте, вы меня не забыли?

— Не забыла.

Только сейчас он заметил, что она курносая.

— Так я еще к вам приду.

— Ради Бога, приходите.

Сухомлинов улыбнулся и подумал: эх, ротный, всегда в колеса палку вставит… А ведь от его общения с этой курносой девушкой наверняка выиграл бы «итальянский солдат». Ну, что мог рассказать этот мямлистый Тигранян?!

Но созерцательный акселерат Тигранян, несмотря на досаду Глеба, подготовился как раз хорошо: он ловко шпарил о моральных факторах воина и даже толково разобрал компоненты характера, влияющие на овладение техникой или на общую психологическую подготовку…

Майор Шестопал удовлетворенно кивал, отчего правый глаз его почему-то непроизвольно закрывался, и Глеб вспомнил, как наблюдал что-то подобное у кур и петухов. На ум пришла мысль, что у ротного «куриная слепота».

А Шестопал словно чувствовал Глеба.

— Вице-сержант Сухомлинов, есть ли разница между английским и итальянским солдатом?

— Конечно! — в замешательстве вскочил Глеб. — Что такое итальянец? Итальянец сверхэмоционален, легко возбудим. Эта страстность остается и в солдате. Он активен, готов добиться победы. Но эта сильная сторона, надо заметить, теряет свои преимущества, как только подразделение терпит неудачу: у солдата падает наступательный дух, снижается упорство и сопротивляемость.

— Верно, — снисходительно повел головой ротный.

Глеб глянул на Стасика и улыбнулся. Тот с болью закусил губу.

— Английский солдат легко обживается и закрепляется в обороне. Итальянец же в обороне теряет свои лучшие боевые качества в силу эмоционального характера. Здесь, видимо, сказывается и некоторая климатическая изнеженность…

— Еще бы! — вставил кто-то. — Солнце да море… Будешь тут изнеженным!

Ротный поскреб за ухом, усмехнулся:

— Парамонов, ну, а ты-то что притаился, как сурок за печкой. Согласен с Сухомлиновым?

— А чего тут соглашаться. Вот я читал книжку про оборону Севастополя. Так там в распоряжении Манштейна была целая итальянская бригада…