Танец любви

— Пробило. Да только, товарищ подполковник… Я уже забыл о ней.

— Забыл? Значит, для тебя Абросимов — это так себе… Как все, мол, лапшу вешает?

— Да нет, — смутился Скобелев. — Я, видимо, неправильно выразился.

— Нет, ты выразился правильно. — И Абросимов неодобрительно покачал головой. — Вот она, молодежь современная…

Скобелев собрался быстро. Все офицерские вещи умещались в вещевую сумку. Военный транспортный самолет улетал в Москву через каких-нибудь три-четыре часа. Абросимов напутствовал:

— Торопись. И не смей опоздать на самолет… Это же не просто на самолет!

Комбат тепло пожал ему руку.

— У меня скоро не останется ни одного толкового офицера. Не могу понять, о чем там думает штаб? Эти Абросимовы…

Настрой братьев Парамоновых был иной, чем у комбата.

— Черт побери, везучий ты, Пашка! И не слушай комбата. Он от зависти. А нам так хочется с тобою в Москву. Будто сто лет там не были. Но мы остаемся в горах…

Напоследок по-дружески распили бутылку вина, и Пашка укатил на «Уазике» на военный аэродром.

Летчик, оглядевший Пашку с ног до головы, медленно, заикаясь, сказал:

— Это ты, Скобелев? Залезай…

И Пашка смело вступил на лесенку.

В Москве Пашка Скобелев почему-то сразу поехал к Карсавину. Долго ждал у дверей. Наконец раздался спокойно-вялый голос:

— Кто там?

— Пашка Скобелев из Таджикистана.

С Карсавиным обнялись. Серега провел его в зал.

— Познакомься, — сказал он. — Это Анфиса… Кажется, ее фамилия Рублева. Ты, случаем, не помнишь ее по суворовскому?

— Как же, вроде помню, — заключил Пашка и обнял Анфису.

Та, сузив глазки, восторженно смотрела на Пашку, который рассказывал, по какому случаю он оказался здесь.

— В «Обществе холостяков» прибавка, — радостно заорал Карсавин. — А вот Анфиса предрекает нам полный развал, что мы все переженимся и перессоримся.

— Это неправда, — заметил Пашка. — А как же суворовское братство?

— Анфиса, а как же суворовское братство? — И Карсавин сладко поцеловал Рублеву.

Та лишь ухмыльнулась.

— Это иллюзии глупых мальчишек. Потом жизнь все ставит на свои места. От законов природы уйти невозможно. Об этом еще говорил Фрейд.

— Мечников об этом сказал раньше, — заметил Карсавин. — А Фрейд лишь добавил… — И обнял Пашку. — Видал, в лице Анфисы против нас работает дьявол.

Впервые горячим точкам делали исключение. Об этом на первой встрече заговорил сам начальник Академии.

Генерал-полковник предупреждал:

— Лентяям и бездарным здесь делать нечего!

После первых консультаций Скобелев поехал к Вербицкому. Как-никак журналист, может быть, поможет по сочинению.

Вербицкий писал какую-то статью. Отбросив листочки и выключив приемник, пожаловался:

— Ничего не лезет в голову. Какая-то безбрежная пустота… Давай лучше займемся сочинением.

Он с ходу дал тему, и Скобелев, ошарашенный потоком его умных слов, взмолился:

— Ты мне столько наговорил, что я совершенно не знаю, что писать. Ну, Пушкин… Слыхал я о нем, а что дальше-то?

Вербицкий горестно развел руками.

— Солдафон. Дальше надо писать сочинение.

Скобелев пожевал губами и, изрядно потея, задвигал ручкой…

Тем временем Вербицкий пошел на кухню.

— Понимаешь, жена ничего не приготовила. Как вскочила с постели, так и убежала… А я с утра хожу голодный. Возможно, потому и не пишется?

Пашка молча сопел над сочинением.

Эти дни безжалостно терзали Пашку Скобелева. Он отрывал листочки календаря и думал: «Пашка, каким ветром тебя занесло… Не лучше ли гоняться за бандитами в горах?»

Не так уж много прошло времени после окончания суворовского. Но Пашка чувствовал, что он во многом «разгрузился». И потому ходил какой-то нервозный.

— Тебе нужна девка, — говорил Мишка Горлов, который сумел сам разыскать Пашку, — надо снять стресс…

Но Пашка девки не хотел, потому стресс снимали бутылкой. Вскоре, словно упал с неба, появился Макар Лоза. Грузный, мужиковатый, он крепко обнял Пашку.

— Все дело в том, Пашель, что родился не под тем созвездием. Ну кто ты? Лев, тигр? Или какая-нибудь серая мышка… Вот я — бык…

— Это видно сразу по твоей бычьей физиономии, — съязвил Горлов. — Сиди и помалкивай.

— Молчать не могу. Выгоняют из Москвы. На юг в Чечню. Обидно, а вдруг там нет качалки?

На Скобелева друзья-кадеты действовали размагничивающе. А день экзамена надвигался неумолимо…

Пашка встал еще с темнотой. Еще раз перелистал сочинения, которые написал с Саней Вербицким. Что будет, то будет! От судьбы — не уйдешь!

Надел форму, повертелся перед зеркалом — клево!

В Академию поехал на такси. Там такие же офицеры, как он, тревожно бродили перед экзаменационной аудиторией.

Скобелев занял место поближе к окну, как бывало в суворовском. Положив перед собой чистый лист бумаги, подумал: «Нет, Пашка, с тобою каши не сваришь…»

37

Вернулся Глеб Сухомлинов на заставу к обеду. Зашел на кухню, похлопал солдата по плечу, — как мол, каша, небось, опять овсянка? — и прошел в столовую, где обедали несколько солдат и начальник заставы Ахметзянов. Увидев Глеба, Равиль чуть не подавился куском хлеба…

— Ну, ты даешь! Хотя бы позвонил, товарищ старший лейтенант. Мы тебя с оркестром встретили бы…

Сухомлинов сел на табурет рядом и, передернув плечом, сказал: