Танец любви

— За ценой не постоим, — засмеялся полковник, вспомнив слова из популярной песни. — А что ты ко мне привязался, полковник да полковник. Зови, друг, по-свойски, Кузьма Петрович…

Антону не хотелось покидать дивизию, оставляя после себя неприятный след. Он несколько раз был у подполковника Абросимова, пытаясь как-то задобрить его. Подполковник был вежлив, корректен, но на какие-либо сближения не шел.

Не помогли и влияния со стороны. Абросимов был неприступен, как хорошо защищенная крепость.

«Ну и Бог с ним! — как-то сказал себе Муравьев. — Мне главное выбраться из этой ямы. А там уж, в округе, мы что-нибудь придумаем. А сейчас навряд ли подполковник способен мне помешать».

Правда, иногда Антона волновали складывающиеся отношения с ребятами. Братья Парамоновы, да и Пашка Скобелев старались по возможности его обходить. Это мучило Муравьева. Скорее всего, он боялся что что-то может дойти до других ребят-суворовцев. Черт знает, что могут накатать в письмах эти два выродка. «Выродками» он называл братьев.

А с другой стороны… Хватит быть мальчишкой!

Верно говорил Кузьма Петрович. Пока не преодолеешь гнездовье… А суворовская братва — это гнездовье, и нравы его необходимо преодолеть. Антон Муравьев, как никогда, завидовал Карсавину. Тому никогда не приходилось выдавливать из себя раба.

Антон слышал, как «шагнул» Карсавин. Высота приличная. Для элитного парня, конечно! Но Антон тоже не пальцем делан… Слова полковника въелись в сознание: «Возможно, ты пригоден и для генеральской…»

Он готов был поспорить с Карсавиным. Генеральской карьеры он страшно хотел. Теперь старший лейтенант Муравьев даже жил генеральской карьерой…

Как-то автобус с несколькими офицерами двести первой остановили боевики. Муравьев находился в автобусе и, пожалуй, страшно напугался. Он не хотел оказаться заложником, да еще в эти дни, когда решалась его судьба, когда он доживал последние денечки…

Но боевики старались не связываться с русской дивизией: ее в Таджикистане побаивались. Никто не хотел иметь лишние хлопоты. Автобус отпустили. Антон свободно вздохнул, подумав, что он, по-видимому, родился в рубашке.

Инцидент наверняка здесь не последний. Не лучше ли отсюда убираться, и как можно скорее…

В этот же день он встретил Скобелева. Пашка был немного осунувшийся, с серым, усталым лицом.

Антон заговорил первым:

— Думаю, у тебя не должно быть на меня обиды. Если меня и переведут в округ, то независимо от тебя. В этом ты можешь удостовериться. Так что нет смысла нам обижаться, кого первым взяли, а кого вторым… Тем более сталкиваться друг с другом. Я уверен, не сегодня завтра и ты уедешь. Возможно, я помогу. Такая возможность будет, Пашка, я помогу!

— Катись ты со своей помощью! — грубо оборвал его Скобелев. — Кто тебя держит, поезжай!

27

Убийство Мурада было настолько неожиданным, что в банде наступило замешательство, а за ним и распад: оказалось, что Карим был не простым адъютантом и не простым близким, доверенным человеком…

Карим принадлежал к тем авторитетам в банде, которые умеют подчинять и властвовать. Никто не знал, что перед этим между Мурадом и Каримом был личный, тайный разговор.

Карим хотел, чтобы Мурад с Махмудом помирился, и обосновывал это их общим делом: раздел банды, вражда уже нанесли огромные убытки, к тому же ссора разделила еще вчера верных людей на два лагеря.

Но Мурад был непреклонен.

— Махмуд не давал мне развернуться. Я должен был от него уйти. Махмуд не чувствовал перемен, нового. Он все время действовал по старинке. Я должен был от него уйти.

Но Мурад не знал, что люди, которые ушли вместе с ним, весьма скоро поняли, что «серебряный караван» стал другим и что, если не объединиться, он даже зачахнет…

Изменился и Мурад, став полновластным боссом: он быстро превратился в самовлюбленного хозяина, перестал, как раньше, советоваться с близким окружением, понимать насущные интересы других. Ругать Махмуда стало его манией…

Многие поняли, что Мурад рано ушел от Махмуда, так как не созрел быть авторитетом.

В банде появились свои тайные течения… Может быть, поэтому и родился заговор.

Правда, у Карима были и свои давнишние обиды. Когда-то Мурад нарушил святая святых: клятву дружбы, которую они давали втроем еще подростками. Став авторитетом, Мурад нагло отбил у своего друга Рашида девчонку, на которой тот собирался жениться. Мало того, он обвинил его в предательстве. С Рашидом жестоко расправились, и Карим, вынужденный в свое время согласиться, теперь все больше и больше понимал, что Мурад «собака». Девчонку он использовал в наложницах и, как только она стала не нужна, бросил на корм своим боевикам.

Карим уже не верил Мураду, что Рашид — предатель, и, пожалуй, вообще перестал ему верить.

И тем не менее он хотел, чтобы Мурад вернулся к Махмуду. Но испытав полновластие, Мурад уже не мог вернуться к Махмуду. Тщеславие его выросло настолько, что вернуться было бы сильным ударом по самолюбию.

Все это хорошо понимал Карим. Значит, другого пути уже не было. Мурад как бы сам приговорил себя к смерти…