— Остановись. — сказал Ворон голосом, который не терпел возражений. Мальчик, испугавшись, выронил ветки и закрыл глазами лицо, начав всхлипывать всё громче и громче. Ворон ступил по снежному ковру и, подойдя к мальчишке, присел на одно колено. — Ты ведь умный мальчик, Бушуй, разве ты не понимаешь, что сюда скоро придут?
— Мы их убьём, — выпалил паренёк и топнул ногой, — как вон того однорукого придурка!
Ворон взглянул на сваленного с ног калеку. Беловолосый, весь в шрамах и ожогах, он лежал около алтарного камня, свесив голову на грудь. Когда Бушуй и Ворон показались из глубокой, тёмной чащи леса, этот мерзавец почти их заметил, но чары умелого охотника быстро свалили беловолосого на землю, погрузив в долгий сон.
— Я его не убил, — сказал Ворон, взяв Бушуя за крохотную руку, — а всего лишь усыпил, заставив позабыть, что он нас когда-либо видел.
— Он ведь виноват в том, что отец… — Мальчик сглотнул и утёр идущие слёзы. — Так почему мы его не убьём? Ты ведь сильный, убей его! Убей!
Ворон одёрнул мальчишку за руку и тот мигом успокоился.
«Видать, отец не научил тебя манерам, щенок, — подумал он про себя, — что же, придётся мне этим заняться».
— Скажи мне, мальчик, что будет, если я его убью? — Глаза, пристально следившие за лицом Бушуя сквозь костяную воронью маску, налились кроваво-красным.
— Мы… отомстим, отомстим за моего отца, — промямлил тонким голоском мальчик и потупил голову. — Око за око.
— Не он убил твоего отца. Помнишь ли ты чёрный кинжал, которым должен был убить человека?
— Помню, — тряхнул копной чёрных волос Бушуй. Он не хотел вспоминать этот день, этот праздник в честь злого морозного бога Карачуна, ведь именно из-за его, Бушуя, слабости, на его друзей и родных напали. Они убили Вторака, а теперь и отца. И всё из-за него… — И что с того?
— Я вручил этот кинжал твоему отцу, — сказал Ворон, не отводя взгляд от испуганного мальчишки. В них горела смерть и жажда, — ведь это была одна из немногих ваших реликвий. Бык всегда и везде носил этот кинжал с собой, ибо тот помогал ему в бою. А теперь скажи мне, Бушуй, видишь ли ты этот кинжал у своего мёртвого отца или у того уродца возле камня?
Бушуй осмотрелся. Его бросало в дрожь от вида мёртвого отца, который будто бы постарел на много-много лет и был едва на себя похож. Беловолосый же чужеземец, лениво мотал головой туда-сюда и что-то бубнил себе под нос. Недалеко от него лежал клинок с позолоченным эфесом, но это был не Кинжал Душ.
— Этого кинжала нет, — признал мальчик.
— Значит, его кто-то забрал, верно?
— Верно.
— А раз так, значит этот некто успел отсюда ускользнуть, забрав артефакт себе. Поверь мне, Бушуй, я знаю все звания Демонов из Камня, но вот тот беловолосый кретин — это всего лишь пешка, не больше.
— Пешка? — не понял мальчуган и боль ненадолго уступила любопытству.
— Очень незначительный и слабый человек. — пояснил Ворон и, наконец, выпустил руку Бушуя из своей железной хватки. Мальчик облегчённо выдохнул и попятился от человека в вороньей маске. — Как ты видишь, Бушуй, здесь была битва, кровавая и жестокая. В ней, не сомневаюсь, героически, погиб твой сильный отец и трёхглавый демон. — Ворон кивнул на брошенные возле частокола головы демона первого порядка. «И как Когнос мог так позорно проиграть этому варвару? — удивлялся про себя Ворон. — У меня были на тебя большие планы, ублюдок, а ты так опозорил и меня, и всех своих братьев». — А вот этот беловолосый, выжил. Но как мы с тобой выяснили, выкрал вашу реликвию не он, а кто-то другой. Так почему, я, по-твоему, его не убил?
— Ты хочешь его пытать, чтобы узнать информацию? — догадался Бушуй. — Тогда почему сразу этого не сделал?
— Ты умён не по годам, но опыта в тебе маловато, — Ворон потрепал мальчика по копне чёрных волос, больше напоминавших почерневшее сено. — Можно, конечно, сломать ему ноги, вырвать ногти, отрезать нос и уши, и тогда, вероятно, он что-то да расскажет. Но запомни, Бушуй — человеку ничто не развязывает язык так хорошо, как сладкая ложь, которая льётся ему в уши. Намного выгоднее заставить человека
— Понял…
— Видят боги, я хотел спасти твоего отца, но не успел, — в голосе Ворон изобразил такую грусть, что даже самый хладнокровный следователь бы поверил его горю. — Но ради Быка, я воспитаю из тебя настоящего воина, Бушуй. И ты, если захочешь, сможешь отомстить любому.
— Я отомщу, — грозно сказал мальчик, смотря на впавшие глаза своего отца и щупая его холодные, тяжёлые руки, которые когда-то были больше и сильнее. — Отомщу тому, кто убил его и моих друзей… Они будут страдать, будут плакать, но я их всех убью. Убью! Ты будешь гордится мною, папа, — Он обнял оледеневшее тело отца и на сей раз не выдержал. Эмоции хлынули из него буйным потоком, и мальчик ещё долго лежал, прижавшись к телу своего отца.
«Теперь он мой, — сказал про себя Ворон, глядя на впавшие, чёрные глаза вождя “Перуна”, — ты проиграл, Бык».