Танец фавна

– Но Фокин говорит, что вы специально делаете все возможное, чтобы не показывать публике «Дафниса и Хлою», – сказал Ленуар.

– Фокин вообще очень много разного говорит. Никаких препон я ему не создавал. Его спектакль мы должны были поставить еще в прошлом году, но поставили «Нарцисса». А все из-за того, что Равель не успел сочинить музыку! Пришлось просить Черепнина выручить нас и написать другой балет.

– А срыв репетиций? Фокин утверждает, что «Дафнис и Хлоя» – самый важный для него балет, а вы постоянно откладываете премьеру, – продолжал атаковать вопросами Ленуар.

– У Фокина столько же репетиций, сколько обычно дают на подготовку балета. А по поводу переноса дат… Как я могу переносить даты «Дафниса и Хлои», если балет до сих пор до конца не поставлен? Осталась неделя до премьеры, а последняя часть еще не готова даже в общем рисунке! – Дягилев поднял в негодовании руку. Она дрожала. – От меня всем что-то нужно. Как я устал от капризов этих избалованных детей! Анна Павлова хочет денег и аплодисментов, Фокин мечтает о всемирном признании, Нижинский задумал новую революцию в балете… Все они бросают мне в лицо какие-то требования, а сами боятся своей тени.

Ленуар помолчал, а потом задал следующий вопрос:

– О поклонниках творчества Анны Павловой я знаю. У балерин всегда есть своя свита балетоманов. А у Нижинского много поклонников? Может, убийцей стал один из почитателей его искусства?

У Дягилева выпал из глаза монокль, и он поспешно вернул его на законное место.

– Поклонников, вернее, поклонниц у Вацлава очень много. Иногда нас узнают даже на улице. Женщины любят моего солиста. Мне постоянно приходится его оберегать от слишком назойливого внимания. Так же, как я защищал вместе с Дамбре в 1909 году Анну Павлову. Вацлав – еще ребенок, ему может вскружить голову любая симпатичная барышня. – Дягилев сжал пальцами свою трость и снова улыбнулся. – А между тем, посмотрите, что нам доставили сегодня по почте в закрытом письме!

Дягилев опустил руку в боковой карман, вытащил оттуда конверт и передал Ленуару. В письме лежала пуля, а на клочке оберточной бумаги кто-то написал по-французски: «Она тебя найдет».

– Этот конверт передали на ваше имя?

– Швейцар сказал, что курьер попросил передать конверт «русскому артисту балета». А в отеле сейчас проживает только один танцовщик – Вацлав.

– Но еще вчера их было двое… Вы не против, если я оставлю эту пулю себе?

– Берите. Вацлаву я ее не показывал, иначе он совсем потеряет голову.

– Значит, теперь вы уверены, что убийца не Нижинский?

– Уверен.

– В таком случае позвольте мне с ним поговорить и обыскать его комнату.

Дягилев снова прикусил губу, но затем молча встал и предложил Ленуару жестом следовать за ним. Поднявшись на второй этаж, он открыл ключом дверь в комнату. Здесь пахло свежими цветами. На кровати лежал халат из китайского шелка. На столе из беспорядочной стопки писем торчали разноцветные сургучные печати. Нижинский сидел у окна. В его глазах отражалась улица. Артист смотрел на нее с тоской заключенного.

– Сергей… Сергей Павлович… – только и смог произнести он при виде Ленуара. – Вы за мной?

– Я к вам, мсье. Нам нужно поговорить.

Взгляд Нижинского остановился на Дягилеве, но, не замечая в импресарио привычной опоры, заметался по комнате, пока не застыл на каминной полке. Там лежала шахматная доска. Игра и для самого Ленуара часто служила лекарством, успокаивающим нервы, поэтому сыщик сказал:

– Хотите сыграть со мной партию в шахматы?

Расчет был прост, как деревянный карандаш: если в шахматы лучше играет Дягилев, Нижинский откажется. Если это его игра, знакомые комбинации ходов помогут ему успокоиться. В любом случае Ленуар ничем не рискует.

– А вы играете? – полушепотом спросил Нижинский. – Я везде стараюсь раздобыть доску. Сергей Павлович даже смеется надо мной. Говорит, что он путешествует с образом Святой Елены, а я с двумя деревянными армиями.

– Вы прекрасно вооружены, – прокомментировал Ленуар.

– Что? Ха-ха-ха! – смех Нижинского наполнил комнату, как стая бабочек. – Сергей Павлович, ты слышал? А я тебе о чем говорю? Видишь, я не один так думаю!

– Господин Ленуар – агент Безопасности парижской префектуры полиции, Вацлав. Он хочет задать тебе вопросы о Чумакове, – смущенно сказал Дягилев. – Поговори с ним, а я пока разберу свою корреспонденцию.

– Да-да, сейчас… – Нижинский раскрыл свою доску и выставил фигуры. – Я готов. Если не возражаете, я начну.

Вацлав сделал первый ход.

– Вы давно знакомы с Чумаковым? – спросил Ленуар.

– Мы учились с ним в Петербурге, но никогда не были друзьями.

– Это правда, что он хотел вас убить?

– Меня? – Нижинский оторвал на секунду взгляд от шахматной доски. – Нет, меня нельзя убить… Чумаков был очень злой. Я… Он называл меня разными словами. Однажды они с друзьями заставили меня пойти к кокотке, отчего я долго болел и не мог танцевать…

– К девушке легкого поведения?.. Интересные у вас друзья. За что же он на вас злился?