Тамара

— Скатертью дорога! — крикнула вдогонку Тамара и, мгновенно переменившись, со смехом повернулась к нам. — Вы что? Давайте еще выпьем! Кузьма Егорыч! — позвала она баяниста, — садитесь ближе. И мне налейте, я тоже выпью. Тетя Клаша, садись.

Но веселье не клеилось, было уже далеко за полночь, все устали. Скандал с Петренко ни на кого не произвел впечатления, кроме нас с Михаилом Петровичем! Петренко, очевидно, тут знали хорошо. Но и без этого атмосфера первого веселья больше не возникала. Мы еще выпили, Михаил Петрович спел, на этот раз что-то веселое, и встали прощаться. Последними вышли мы с Тамарой.

На улице светила луна, теплый ветер едва слышно шелестел между домами. Опираясь на мою руку, Тамара разглядывала, где идти, мы медленно пробирались через лужи грязи к её дому.

Мне не хотелось думать о Петренко но я всё-таки спросил:

— А он тебе ничего не сделает? Ведь он ваш комсорг.

— Этот трус? — засмеялась Тамара. — Я на него цукну, он маленьким станет. Ты не думай об этом, не надо, — голос её опять стал мягким и нежным. Она остановилась. — Ух, мне жарко! Я пья-я-ная, — протянула она, сбрасывая пальто с плеч на спину. Я обхватил её под пальто и почувствовал, какая она горячая. Она прижалась ко мне всем телом, вздохнула и с силой обняла. Я целовал её щеки, шею, подняв лицо, она обожгла сияющими глазами и заторопила:

— Пойдем, пойдем, нынче мой день, тамарин день, ясно? И ты мне не возражай, глупый ты, глупый…

На веранде их дома стоял деревянный диванчик, должно быть годы стоявший здесь. Мы сели, Тамара сорвала с меня кепку, взъерошила мне волосы и порывисто целовала. Я крепко обнял её — она покорно обмякла в моих руках.

Потом мы сидели, тесно прижавшись друг к другу. Положив голову мне на плечо, Тамара тихо говорила — я мог бы опять не узнать её, если бы уже не знал. Так не похож был этот её нежный полушепот на тот голос, которым она ссорилась с Петренко! И куда девалась грубая буфетчица, в ватной телогрейке и солдатских ботинках?

— Хорошо как, милый, — шептала Тамара. — Ты смотри, как в романе: луна, теплынь, и мы с тобой. Правда, как в романе? — тихо засмеялась она.

В другое время я не преминул бы поиздеваться и над романами и над тем, что обстановка была далеко не романтической, но сейчас я охотно согласился с Тамарой:

— Правда, Тамарочка. А ты много читала?

— Я, милый, все книги в поселке прочла. И в районе тоже. У инженеров брала, у служащих. Я больше старые люблю, знаешь, растрепанные? Они может и не правда, а прочитаешь — и себя забудешь, на край света улетишь. И мы с тобой сейчас на краю света, правда? О чем ты мечтаешь? — спросила она, разглаживая пальцем морщинку у меня на лбу.

— О чем я думаю? — переспросил я.

— Нет, мечтаешь, — не согласилась Тамара. — Думают, это каждый день, об работе, о том, куда пойти, сделать что-нибудь… А так, как мы с тобой, мечтают.

Я улыбнулся.

— Нет, ты не смейся, — мягко запротестовала она. — Это правда, Я люблю мечтать. Прочитаю страничку в книге, закрою, и мечтаю, мечтаю. Хочу, чтобы со мной также было, — засмеялась Тамара. Я крепче прижал её к себе.

— Вот с тобой и случилось, как в книге, девушка моя хорошая. Разве не роман, жил я в Москве, за тысячи километров от тебя, ехал месяцы, по Сибири колесил — и к тебе приехал. Мог бы не приехать и никогда бы я Тамару не увидел, а всё-таки приехал и — тебя нашел. Чудо, правда?

— Чудо. Хорошее чудо, — чуть вздохнула она, — А говорят, судьбы нет. Значит, было в моей судьбе написано, что будешь ты ехать, ехать и обязательно ко мне приедешь. Как в сказке. И всё для меня! — воскликнула она и засмеялась. — Ты ж только подумай, для меня, для одной! Какая я богатая, счастливая! Даже страшно делается! — Тамара, смеясь, протянула руку и опять затеребила мне волосы.

— Будем мы тобой жить, как сейчас, — прошептала она.

— Ты мне будешь книжки приносить, мы будем вместе читать и мечтать.

— А зачем книжки, Тамара? О чем мечтать, если нам с тобой хорошо будет? — не удержался я, чтобы не возразить. Она подумала минутку, улыбнулась:

— Это я наверно глупость сказала. Нет мы по-другому сделаем: уедем с тобой далеко, далеко, и только вдвоем будем жить. Чтобы никого больше не было.

— И никого с собой не возьмем?

Она опять подумала и засмеялась:

— Нет, тетю Клашу возьмем, Ольгу, Лёньку, дочку их Машку…

— И Михаила Петровича прихватим, пусть цыганские романсы поет, — сказал я.

— И Кузьму Егорыча, баяниста, он тоже хороший, — добавила- Тамара.

— В общем, всех хороших с собой захватим, да? А то скучно станет, без людей. А кого здесь оставим?

— Если всех хороших брать, то немного останется, — убежденно сказала Тамара.

— Тогда, может, мы и не поедем никуда? Будем здесь жить, а плохих людей прогоним.

Тамара вскочила, запротестовала шутливо:

— Ах, ты вон как подвел! Нет, с тобой мечтать нельзя, с тобой думать приходится! Ты что мои мечты разрушаешь?

— Я весело смеялся вместе с ней.

Успокоившись, она опять села, прижалась и зашептала: