Там, за передним краем

Все это время Лавров не отрывался от оптического прицела. К удивлению своему, там, где, казалось, много лет даже трава расти не будет, увидел одну, другую, пятую, двадцатую каски гитлеровских солдат. На бруствере, около уцелевшей кочки, появился вражеский пулемет МГ-34. «Вот ты-то мне и нужен», — подумал Вадим, сажая на пенечек прицела прильнувшего к пулемету гитлеровца. Через оптику хорошо было видно, как светлячок трассера точно вонзился в голову. Открыла огонь и Марина. Вадим уложил и другого солдата, который прильнул было к пулемету. Потом он бил по каскам, по стеклам стереотрубы.

Нашим бойцам оставалось пробежать метров 50–70, и они ворвались бы в первую траншею. Но в этот момент раздался залп немецких реактивных минометов. За ним еще, еще. Перед атакующей цепью выросла стена огня и дыма. Роты тут же залегли. Солдаты рассыпались по воронкам, мелиоративным канавам. Куда стрелять, что творится впереди — ничего не видно.

«Выходит, Николаев не выполнил задачу, — с ужасом подумал Лавров. — Не нашел он реактивные минометы. Что же теперь будет? Сейчас они накроют залегших солдат. Неужели атака вновь захлебнется?»

Дым, пыль постепенно оседали. Из фашистских траншей снова застучали пулеметы, автоматы.

— Командир! — крикнула Марина. — Около бугорка с камнем — пулемет.

Лавров глянул в оптику. Точно! Вот-вот откроет огонь, но пока не стреляет, ждет чего-то. Ждали, собственно, все. И наши, и фашисты. Ждали очередного залпа «ишаков». Пулеметчик, очевидно, рассчитывал, что после удара реактивных снарядов наступающие не выдержат и повернут назад. Тогда-то он и включится в дело. «А больше ничего не хочешь?» — усмехнулся Вадим, прицеливаясь в гитлеровца. Выстрел. Ну вот, этот уже никогда стрелять не будет. Находившийся с ним рядом солдат в недоумении глядел по сторонам. Но недолго, ибо тут же был уложен Мариной.

А залпа так и не последовало. Одна за другой поднялись и ринулись в атаку роты. Ворвались в первую траншею. Основная масса, не задерживаясь, покатилась дальше. Лишь некоторые остались, схватились врукопашную с гитлеровцами, застрявшими в ходах сообщения, блиндажах.

«Все же молодец Николаев! — радовался за друга Вадим. — Заставил замолчать «ишаков». Интересно, как он это сделал? Конечно, с помощью артиллеристов или минометчиков».

Ошибался Лавров. Расправился с реактивными минометами старший сержант Николаев без чьей-либо помощи, своими силами. Было это так. Начальник штаба, когда ставил задачу, ориентировочно указал на карте квадрат, откуда фашисты вели огонь. Ночью разведчики без особого труда миновали передний край, углубились в лес. Прошли километра два, остановились. Прислушались. Вроде никого поблизости нет. Николаев, прикрывшись плащ-палаткой, посветил фонариком на карту.

— Мы — в нужном квадрате, — сказал он. — Но тут пока кругом лес. Реактивные минометы в нем не будут ставить. Требуется хоть небольшая поляна. Вот что-то подобное нам и надо искать… Тс-с! Замерли.

Метрах в двадцати от них, тихо переговариваясь, шли три вражеских солдата. Передний изредка посвечивал под ноги фонариком. Очевидно, ночной патруль. Удалились.

— Пройдем немного вперед, — сказал Николаев, — найдем характерный ориентир и от него уже будем танцевать.

— Зачем танцевать? — не понял Туголуков.

— Чтоб согреться, а то прохладно стало, — пошутил Ушаков. Другие промолчали. Да и не до шуток было: старший сержант уже махнул рукой и по-кошачьи, от одного дерева к другому, двинулся вперед. За ним — остальные. В воздухе уже чувствовалась предрассветная сырость.

Около большой сосны, раздвоенной от середины, как рогатка, остановились. Николаев дал знак Тэкки, чтобы тот прошел чуть вперед, прислушался. Вскоре тот вернулся и доложил, что слышал голоса и лязг металла. Раздавалось все это будто из-под земли.

— Все ясно, — хмыкнул Ушаков, — немцы «ишаков» в блиндаж прячут.

— Не спеши с юмором, — осадил его старший сержант. — Надо проверить. Вот ты и пойдешь с Туголуковым. — И только они хотели сделать шаг, как в стороне мелькнул луч фонарика. Снова патруль, три человека. Подождали, пропустили их. Осторожно пошли сами. Настолько осторожно, что даже прошлогодняя хвоя не шуршала у них под ногами. Буквально через каких-то пятьдесят метров сосняк кончился. По его опушке густо рос орешник. Разведчики, согнувшись, пролезли между кустами и оказались на краю глубокого карьера. Прислушались. Снизу донеслись приглушенные голоса. Понять ничего нельзя. И не видно: там, внизу, темень — хоть глаз выколи. Подождали немного и тем же следом выбрались назад в сосняк. Старшему сержанту доложили все обстоятельно.

— Чувствуется, что карьер глубокий, — говорил Ушаков. — Песок или глину из него брали. А что внизу — никакого понятия. Но что-то есть. Иначе не шастали бы так часто патрули. Надо подождать до рассвета.