Там, за передним краем

Минутное затишье. Наконец из-за толстой сосны показалась палка с белым платком. Голос юный, просящий:

— Нэ шаует, падодамиемо. (Не стреляйте, сдаемся.)

Один за другим из леса стали выходить вояки. Девять человек сложили оружие и подняли руки. Их быстро обыскали. У одного пистолет нашли в кармане, у двух — гранаты. Клянутся, что с перепугу забыли. Возможно. С ними беседует Рита, переводит. Оказывается, их взвод заготавливал лес для блиндажей, дзотов. И тут советские перешли в наступление. Но поскольку фронт не сплошной, они остались у нас в тылу. Их было двадцать пять человек. Трое немцев, остальные латыши. Четверо местных сбросили форму и подались домой. А эти — двадцать один — пробирались в свой полк. Осталось девять — восемь латышей и один немец, двенадцать лежат там, убитые. Говорят, что они, оставшиеся в живых, были мобилизованы насильно. В страхе и повиновении их держали националисты. Но теперь, слава богу, они могут откровенно сказать, что фашистов ненавидят, а советских очень любят.

— Мы это сразу почувствовали, — с самым серьезным видом ответил Ушаков, — особенно после того, как девчата врезали вам. (В бою за высоту плечо Ивану слегка задело, товарищи перевязали его, и он даже к врачу не пошел. А Кологривова отправили в госпиталь).

К месту пленения «лесозаготовителей» стали сходиться разведчики, снайпера, немного разгоряченные боем. Дина Абрамова оживленно рассказывала Марине, как она с первого выстрела уложила верзилу, который прятался за дерево.

— Проверить наличие людей! — приказал капитан Кучеренко.

Снайпера, разведчики все были на месте, а вот Гриши Девяткина нигде не оказалось. Побежали искать. Он лежал в молодом сосняке без сознания. Гимнастерка спереди и сзади была в крови. Осторожно подняли его, понесли к повозке, которая уже выехала на дорогу. Лида Ясюкевич разорвала гимнастерку и рубашку на Грише, осмотрела. Грудь пробита насквозь. Очевидно, задето легкое: кровь в ране все время пенится. Смочила тампон спиртом, протерла места влета и вылета пули, туго перевязала. Пока она это делала, на повозке освободили место, постелили шинели. На них и положили Девяткина, который так и не приходил в сознание.

— Что будем делать с пленными? — спросил Николаев у капитана. — Не тащить же их с собой на передовую.

— Пункт сбора пленных на месте нашей прежней дислокации, — сказал Кучеренко. — Вот туда их и надо отправить. Для сопровождения выделите одного разведчика, а я дам писаря. Они засветло успеют. Остальным — прежний походный порядок. Боковые охранения усилить. Не по два, а по четыре человека. Вы, — обратился капитан к разведчику и писарю, — время зря не теряйте. Стройте пленных в колонну по два — и вперед. Да повнимательнее будьте. Они хоть и «очень любят советских», но шли-то не в плен сдаваться, а воевать с нами. И по сторонам посматривайте. В лесу всякое бывает.

Девяткина решили везти до первого медицинского пункта, какой попадется.

Две группы тронулись в путь почти одновременно. Одна — туда, где гремела артиллерийская канонада, другая — в противоположную сторону. Рядом с повозкой теперь шла и Лида Ясюкевич. Она изредка брала Гришу за руку, щупала пульс. В сознание раненый не приходил. Позади знаменщиков — трех рослых молчаливых солдат — шли Лавров и Николаев. Говорить ни о чем не хотелось. Каждый был погружен в свои мысли. Мерно поскрипывали колеса, шуршала под ногами опавшая хвоя. Девяткин вдруг застонал. Повозка приостановилась. Лида достала флягу с водой, смочила Грише губы. Он облизал их. Тогда она влила ему несколько капель в рот. С трудом проглотил. Дышать стал вроде ровнее. Пегас, словно чувствуя, какая ему выпала ответственная миссия, мягко тронул с места.

«Только бы выжил земляк, — думал Вадим. — Веселый, никогда не унывающий человек. Кажется, он только радость людям доставлял. И как это угораздило его попасть под пулю? Он же сворачивал вместе с повозкой в овраг, а оказался в цепи с разведчиками и снайперами. Да, вот она, судьба человеческая… Попробуй узнай, где тебя безносая ущучит. Жаль, что я ни разу с ним так и не поговорил по душам. Кто у него дома? Может, жена есть или та, которую хотел бы назвать женой. Ведь мы с ним почти ровесники. Как хорошо было бы именно из его рук получить письмо от Иры. Тогда оно обязательно было бы ласковым, полным счастья».