Там, за горизонтом

Отразив тусклый свет ночника, из переднего кармана выпала и звонко ударилась о паркет, закружившись волчком, монетка-оберег. Аверс и реверс, орёл и решка, жизнь и смерть кружили в неумолимом хороводе жизни.

Глава 7 Гори, гори ясно

– Кар! Кар!

– Ну, что раскаркались, черномазые? Потерпите немного, будет и вам угощенье.

Коснувшись рукой простого, начавшего темнеть деревянного креста, Михаил лениво махнул в сторону ближайшего тополя, на ветках которого сидели и перелетали с места на место вороны. Оглашая окружающее пространство громким граем и нетерпеливо суетясь, десяток птиц создавали впечатление, что их как минимум в три раза больше.

– Что, досталось вам зимой? – спросил Михаил в пустоту.

– Кар!

Опустившись на нагретую солнцем лавку у одинокой могилы, мужчина тяжело вздохнул. Год дался тяжело. Вороны тоже не все пережили зиму, заплатив великую дань голоду. Став спутником человека, чёрные горластые разбойники во многом разучились добывать хлеб насущный. А зачем, если есть помойки и свалки, на которых всегда отыщется что-нибудь вкусненькое? А тут люди взяли и исчезли, а с ними перестали пополняться свалки с помойками. Сытное время закончилось, городским птицам пришлось перебиваться с хлеба на воду.

Пострадали не только вороны, компанию им составили воробьи, голуби и сороки, по которым исчезновение людей ударило больнее всего. Первыми начали вымирать голуби, чьи тушки заполонили опустевшие дворы и площади. Погибнув, летающие крысы послужили пищей для тех же ворон и сорок. Следом не выдержали воробьи, каким-то непостижимым образом дотерпев до зимы, но с человеком кануло в Лету отопление и теплые местечки под крышами домов. Холод и голод принялись собирать обильную жатву с пернатых чирикающих комочков. Повезло лишь тем, кто догадался перебраться в дачный посёлок поближе к единственному жилью. Люди не бросили на погибель оголодавших птиц, развешав множество кормушек и не забывая регулярно пополнять их, но желающих на каждую крошку хлеба и кусочек сала было слишком много…

Особенно стылая коса смерти прошлась по живности, когда глубокие снега накрыли землю, тут уже не выдержали вороны и жившие в городе сороки. За ними в лучший мир отправились ястребы-перепелятники, некогда бившие голубей, и мелкие городские совы. Одни крысы и мыши чувствовали себя прекрасно, кормясь на брошенных продуктовых складах и магазинах. Увеличившееся поголовье грызунов позволило удержаться на плаву уличным, а теперь уже окончательно одичавшим кошкам и собакам.

– Так вот, Оля, представляешь, вороны и голуби теперь редкие птицы. Некому, представь, памятники засирать.

Взгляд Михаила пробежался по аккуратному холмику земли и простому кресту, в перекрестье которого вручную были вырезаны даты рождения со смертью, имя и фамилия – всё, что осталось от жизнерадостной девочки. Имя, и крест над маленьким холмиком, и чувство вины, свившее гнездо в душе мужчины. Не смог, недосмотрел, не спас. Убил…

Раз в месяц он приходил на погост. Косил траву, убирал снег, подсыпал песок и щебень, наводил порядок и сидел на лавке у могилы, рассказывая девочке немудрёные новости. Разговор с невидимым собеседником облегчал душу, на время сбрасывая с плеч Михаила постоянную гнетущую усталость и груз ответственности.

– Май на дворе, а жарко, словно июль наступил, – прикрыв глаза, хрипло, будто подражая воронам, каркнул Михаил. – Скоро год, как ты умерла, представляешь, а мы по-прежнему топчемся на месте. Тужимся, пытаемся что-то изобразить, и знаешь, Оль, если раньше я подумывал перебраться на запад или на юг, то сейчас боюсь стронуться с места. Стыдно признаться, мне страшно разрушить выстроенный своими руками мирок, разумом я понимаю, что мы через поколение одичаем окончательно и вообще, начнём вырождаться… Я ведь тебе рассказывал про близкородственные браки, а ведь нас, девочка, слишком мало, чтобы избежать инцеста. Боюсь, что следующее поколение или через него будет вынуждено жениться на кузинах, а это путь в никуда. Глупо надеяться на чудо. Но, знаешь, я надеюсь. Сам себе не верю, но надеюсь. Должно быть за горизонтом что-то кроме беспросветной безнадёги. Должно, Оля, иначе зачем жить?! Там, за горизонтом, наше будущее, девочка. Мне до нервных колик страшно его профукать. Не дожить, умереть от простуды или от укуса клеща. У нас ведь нет ничего. Через пару лет закончатся сроки годности лекарств, останутся только травки, мёд и чай с малиной, а они, согласись, слабая замена антибиотикам и врачам. Хочется внуков понянчить… Доживу ли?

Из-за спины послышался звук шагов.

– Пап!

– Да, сын? – обернулся Михаил на звук.

– Держи, я подточил, – Сашка протянул отцу маленькую тяпку.

– Ага, спасибо. Куда собрался?

– Ну, – замер на полушаге парнишка, – так это…

– Не «так это», а взял в руки кисть и быстренько покрасил лавочку.

– Ну…

– Подковы гну! – прорычал Михаил. – Чем быстрее покрасишь, тем быстрее на озеро умотаешь.