Там, на сухой стороне

— Слушай, малец, — сказал тот, что был покрупнее, — ты еще дурак, хоть и вымахал поперек себя шире. Если не будешь выбирать слова, кто-нибудь тебя однажды хорошенько выпорет.

— Может, и так, — отозвался я. — Но ему придется пороть меня с куском свинца в пузе. А если их будет двое, то они оба получат по куску. Это свободная земля, открытая для всех, и если вы боитесь, что в вас выстрелят, валите к себе на участок и копайте на здоровье, потому что я смогу отличить работающего человека от оленя и не стану стрелять в его сторону. Если он сам не напросится, конечно. Я приехал в горы за мясом и спущусь, только когда достану его.

Я держал винтовку поперек седла. Мужчины были вооружены револьверами, а у одного из них в чехле лежал винчестер. Но ведь он был в чехле, да и револьверы, прежде чем стрелять, нужно было достать из кобуры, а мой «генри» уже смотрел прямо на них.

— Поезжай за своим мясом, — сказал коренастый, — но держись подальше от этого склона, иначе будет тебе и стрельба, и все что захочешь.

Они развернули лошадей и поехали вверх по тропе. Как только они скрылись из виду, я тоже повернул серого и поспешил убраться в лесок. Я не горел желанием ввязываться в перестрелку, особенно из-за такого пустяка, но и отступать был не намерен. Поэтому я немного проехал вверх по склону, свернул на север, потом на запад и неожиданно оказался на вершине Столовой горы, или небольшого плоскогорья, поросшего огромными соснами с длинными иглами, редкими елями и осинами. Пробираясь между старыми деревьями, я наткнулся на хижину.

Хижина стояла на скалистом основании, за ней открывалась широкая панорама. Рядом высились утесы Спящего Юты — выступающей на равнину части плоскогорья Меса-Верде, а вдали виднелись Абахо и Ла-Саль — отроги гор Юта. Хижину скрывали растущие на краю обрыва деревья, но человек с хорошим биноклем мог бы разглядеть движущегося по равнине всадника.

Тот, кто построил это жилище, прорубил в скале пазы и очень аккуратно уложил в них обтесанные почти двухфутовые бревна. Они подходили друг к другу будто склеенные, а крыша была прочной и крепкой.

Я постучал, хотя ответа не ждал. Его и не последовало. Отодвинув засов, я вошел внутрь.

Хижина была пустой, однако пол был выметен, очаг вычищен, и все сияло чистотой. Внутри царил запах, какого не бывает в заброшенных помещениях — свежий аромат вымытого дерева. Оглядевшись, я увидел на полке горшок с цветами и ветками можжевельника.

Цветы сорвали дня два назад, в горшке еще оставалась вода.

Правда, здесь не было постели, одежды, развешенной по стенам, не было кухонной утвари, только на столе сиротливо стоял кофейник.

Снаружи у двери была вкопана скамейка, трава под ней была примята, словно время от времени на скамейке кто-то сидел. Этот кто-то отсюда мог легко видеть наше ранчо. Оно находилось за много миль от хижины, но горный воздух был таким прозрачным, что наш дом лежал передо мной как на ладони.

• Хижина стояла милях в трех от того места, где я встретил двух задиристых незнакомцев. Доехал я сюда по нехоженой местности, и тем не менее я знал, что к домику должна вести какая-то тропа, может даже не одна.

Тщательно обследовал местность. Я думаю, что умею читать следы, и никто с этим не спорит. Так что к тому времени, как я закончил и уселся на скамейку, я уже кое-что знал.

Сюда приезжала девушка или женщина, она появлялась нечасто, но, приезжая, любила посидеть здесь. Кроме ее следов, я ничего не нашел, даже отпечатков копыт.

Она должна была приезжать сюда на лошади, но, видимо, оставляла ее где-нибудь в зарослях. Место было заброшенное и одинокое, и я додумал, что девушке нравилось бывать одной.

Та ли это незнакомка, которая жила у Чантри? Я чувствовал, что это должна быть она. Отсюда ей хорошо было видно ранчо.

Наверное, она смотрела отсюда вниз и удивлялась, кто это там поселился.

Наверное.

Однако кто бы ни строил эту хижину, он знал, что делает. Земля перед ней полого уходила под уклон на сотню ярдов, и, там, где заканчивалась трава, росло несколько высоких сосен. Деревья закрывали обзор снизу. Домик невозможно было разглядеть даже в мощный бинокль.

Дальше лежал крутой, заросший лесом склон, по которому не пройдет никакая лошадь и даже пешему будет нелегко подняться. За хижиной лес взбегал по склону в горы.

Неожиданно у меня появилась идея. Эта женщина убирала в доме и оставляла цветы. Она любила это место, любила порядок. У меня возникло желание дать ей знать, что есть на свете еще человек, который оценил ее выбор. Который полюбил то, что любит она.

Под притолокой я нашел небольшой глиняный горшок, как следует сполоснул его и наполнил водой. Потом нарвал цветов на поляне перед домом и поставил их в воду. Горшок я оставил на столе, где он сразу бросался в глаза.