Там, где живут березы

Виктор Баныкин Там, где живут березы

БРАТЬЯ КАПУСКИНЫ

Они бесстрашно стояли над самым обрывом. Те самые берёзы, о которых столько раз говорила мама.

— Здравствуйте, берёзы! — сказал Миша и, раскинув руки, коснулся ладонями шероховатых стволов.

Берёзы упирались макушками в небо — сочно-синее, точь-в-точь как само озеро, распластавшееся под обрывом.

Между вековухами, сгрудившимися у обрыва, тянулись вверх, привстав на цыпочки, и молоденькие берёзы — тонкие, светлые, с кожицей, такой тёплой от предзакатных солнечных лучей.

Неподалёку от прокопчённой бани, по самые окна вросшей в землю, горюнилась кривобокая берёзка. Миша вздохнул: «Ветры зимние, злые, они мешали расти берёзе, когда она маленькой была». И оглянулся на дедушкин дом, надёжно защищённый деревьями от промозглых осенних ветров и от затяжных зимних буранов. Он был собран из толстых, надёжных брёвен, посмуглевших от времени. А наличники окон, карнизов, балкончик украшала замысловатая резьба.

Миша уже знал от мамы, что дом этот строил дед Егор сразу же после войны. Старый дом сожгли фашисты, когда дед воевал, а бабушка с детьми жила в эвакуации на Волге.

«Вот бы мне научиться дедову ремеслу», — подумал Миша. И вспомнил про озеро — огромное, как море, плескавшееся под обрывом. С озером он ещё не успел познакомиться. Миша вприпрыжку побежал к откосу по затейливо извивавшейся в траве тропинке.

Вдруг из-за большой берёзы выглянула круглая рожица с такими же круглыми — по пятаку — глазами.

— Ты чего… подсматриваешь? — спросил с запинкой Миша.

Пухлая краснощёкая рожица скрылась за берёзой.

— Выходи, — сказал Миша. — Будем знакомиться.

— Ну-у, ещё! — пыхтя и отдуваясь, пробасил малец. — А ты кто?

— А ты? — в свою очередь спросил Миша.

Моргая белёсыми ресницами, малец надул щёки, помешкал и сказал:

— Ка-а… Ка-пускин!

— Капускин? — Миша еле сдержал смех. — Ты — Капускин?

И тут за его спиной кто-то бодро проговорил:

— Ага! И он, и я — безусловно Капускины!

Обернувшись, Миша с изумлением уставился на коренастого крепыша в сдвинутой на оттопыренное ухо кепке. Он ещё не совсем пришёл в себя, а губастый мальчишка, улыбаясь, уже протягивал дружелюбно руку — короткопалую, тёмную от загара.

— Терве!.. Так у нас карелы здороваются.

— Здравствуй! — сказал Миша и пожал сильную руку старшего Капускина.

А тот уже спрашивал:

— Тебя как зовут?

— Мишей. А тебя?

— Пешей. По-русски — Петром. А братишка мой — Васлей. Василий значит. На улице его все безусловно «кубиком» кличут.

Пеша глянул в сторону старой берёзы и произнёс повелительно:

— Выходи, Васёк, из своей засады. Нечего в прятки играть!

— Ну-у, ещё! — снова пробасил малец и, опасливо косясь на Мишу, попятился к другому дереву. От него — к третьему. А потом, поддерживая рукой трусы, припустился бегом в сторону бабушкиного огорода.

— Подожди, через денёк-другой Васёк попривыкнет к тебе, — засмеялся Пеша. — К деду Юрги в гости?

Миша кивнул.

— Откуда?

— Из Оренбурга самолётом. Только мы не в Оренбурге живём, а в степи. Мой папа буровой мастер. Он нефть добывает.

— У вас там вышки стоят? Да? И землю бурят?

— Точно, — сказал Миша. — Степь во все стороны и высокие-высокие вышки. И ни деревца, ни кустика вокруг.

— Ну-у?

— Не вру. Наш промысел пер… перспективный, — Миша еле выговорил последнее слово. — Уж сейчас добывается много нефти сверх плана.

— Здорово! — обрадовалась Пеша. — Вот бы мне хоть разок одним глазом на вашу степь глянуть! А то у нас тут… ну, ей-ей, ничего безусловно особенного. Ну, леса сплошняком, ну, озёра на каждом шагу, ну, древесину заготовляем. Всё такое обычное. — И без всякого перехода скороговоркой добавил: — Давай, Микко, дружить?

Миша не успел ответить. На крыльце появилась мама и позвала сына ужинать.

— Иди уж, — сказал Пеша. — Меня тоже мать заждалась.

Пожав Мишину руку, Пеша степенно зашагал к своему дому, стоявшему за бабушкиным огородом.

ДЕД ЕГОР И БАБУШКА МАРЬЯ

У деда Егора и бабушки Марьи была когда-то большая семья. Когда-то за стол этот садилось восемь человек. А сейчас старики одни-одинёшеньки. Все их сыновья и дочери, вырастая, разлетелись в разные стороны. На память о них остались лишь фотографии в застеклённых рамочках в переднем углу.

Когда Миша вслед за мамой влетел в горницу, на столе шумливо клокотал, браво посвистывая, огромный самоварище.

За столом, на передней лавке, спиной к окнам, глядевшим на озеро, восседал дед Егор. Миша ещё не привык к деду — на вид такому молчаливо суровому, заросшему чёрной, смоляной бородищей.

Высокая сухопарая бабушка, под стать деду, хлопотала возле самовара.

— Проходите, ненаглядные мои птенчики, — ворковала старая. — Ты, Оля, сюда садись, а ты, кулдайне минум… золотой мой внучек, рядышком со мной. — И бабушка погладила Мишу широкой, мужской ладонью по голове и спине.

— Микко — мужчина, — сказал дед. — Иди сюда, Микко.