Там, где тебя еще нет… Психотерапия как освобождение от иллюзий

– Ну, поправляйтесь. Только учтите, что за вчерашнюю половину рабочего дня вам все равно придется отчитаться, моя докладная уже на столе у главного. А в отчете я уж сам ошибки исправлю… Или вы можете исправить и переслать мне назад?

– Нет… не могу… до свидания.

Хорошо еще, что мамина бывшая одноклассница работала терапевтом в одной районной поликлинике. Больничный был обеспечен. Но как продолжать жить, когда совсем нет сил, а главное, уже ничего не хочется? Может, уехать к маме?

Она вспомнила свой город, по которому так тосковала на первых курсах института. Там все знакомо, нет никакого метро, никаких гламурных красоток и бессмысленных банков. Там есть река – красивая и широкая, школа, где она училась, улица Ленина, которая наверняка сильно изменилась с тех пор, квартира, где и сейчас мама хранит ее детские игрушки… Надо просто уехать. Далась ей эта Москва. Что она здесь видит? Чужую квартиру, где она не хозяйка, работу, от которой мозги прорастают поганками, миллионы людей в метро со своей никчемной жизнью. Ради чего все это?

На третий день все более удушающего лежания, выбирая между острым желанием кануть в небытие и неявным желанием сделать хоть что-то, чтобы стало легче, она решилась на письмо.

«Привет. Трудно даже описать тебе, насколько мне плохо. Я не могу ходить на работу. Взяла больничный, скоро просто покроюсь мхом. Начинаю подумывать о том, чтобы уехать домой. Там, по крайней мере, все знакомо. Там мама. А здесь я совсем одна: без друзей, без надежд, без вариантов. Как думаешь? Уехать мне или нет? В сущности, ради чего мне оставаться в Москве? Что изменится, если я останусь? Если бы ты только знала, как меня все достало! Наши девицы – дура на дуре и дурой погоняет. Пустоголовые курицы на шпильках! А Феоктист наш, чтоб ему… Это ж по всей Москве искать, не найдешь такого гиббона, чтоб еще и разговаривал, и балансы сдавал! Я не могу больше всех их видеть, а что делать, не знаю. Извини, что опять нудю. Так уезжать или нет? Скучаю. А.».

К счастью, ответ пришел через полчаса.

«Привет, Аня. Я верю, что тебе плохо. Очень жаль, что тебе плохо настолько, что ты не можешь ходить на работу. Уезжать или нет – ты спрашиваешь. А я не знаю, что тебе ответить. Насколько я понимаю, дело не в Москве и не в девицах, и даже не в Феоктисте Петровиче. Дело в тебе. Это тебе плохо, а они продолжают ходить на работу и жить так, как живут. И оттого, что ты вернешься в город своего детства, вряд ли что-то изменится, потому что не изменишься ты. Очень часто без посторонней помощи трудно что-то менять. Мне кажется, что тебе нужна помощь. И я еще раз предлагаю тебе пойти к психологу и еще раз готова дать тебе несколько телефонов тех, кого мне рекомендовали. Сочувствую тебе. Пока. Вера».

Что-то возмутило ее в этом письме. И, нарезав три круга по комнате, яростно грызя синий пластик авторучки, Анна написала ответ.

«Вера, вот я и прошу тебя о помощи. Помоги мне. Ты же сама психолог, ну зачем мне идти еще к кому-то! Скажи, что нужно сделать, чтобы из этого всего выбраться? Я все сделаю. Я буду очень послушная, вот увидишь. Ты только скажи, что нужно! Ты же сама сказала, что мне трудно доверять людям. Ну и как я доверюсь совершенно незнакомому человеку? А тебя я знаю, ты меня один раз уже спасла, так не бросай же меня теперь! Почему ты так упорно хочешь меня отправить к кому-то? Ты, вероятно, устала от моей депрессухи и нытья, но ты – моя единственная надежда. Прошу тебя, скажи мне, как психолог, что мне делать. Мне очень плохо. А.».

«Аня, то, о чем ты просишь меня, совершенно невозможно. Не потому, что я не хочу тебе помочь. Просто так, как ты думаешь, – в письмах, помочь никто не в состоянии. Ведь изменить твою жизнь могут вовсе не мои советы о том, “что тебе делать и как поступить”. Психотерапия – это совсем другое. Это способ с помощью другого человека, психотерапевта, отправиться в путь и начать узнавать себя, проживать то, что не прожито, плакать о том, что не отплакано, учиться понимать себя и окружающих и с этим осознанием строить ту жизнь, которая тебе будет нравиться и которая будет твоей. Пока. Вера».

Ручка полетела в дальний угол комнаты. Встав резко с дивана, Анна пролила недопитый чай. Какого черта?!

«Ну о чем ты говоришь? Я вполне знаю себя! Я прекрасно знаю, что умею, а что нет, что смотрю в пол, а не на человека, комплексую, боюсь людей, считаю себя то какой-то особенной, то ничтожеством. Ну как мне может помочь новое знание? Ну как? А плачу я и так в три ручья без всяких психотерапевтов, и компания для этого дела мне не нужна. Окружающих я и так понимаю, что там понимать-то, вижу я их насквозь как облупленных! Да и жизнь моя меня в общем-то вполне устраивает. Только тошно и надо что-то сделать, а я не знаю что! А ты сказать не хочешь».