Там, где начинается река

Анализируя этого человека, Кейт принял во внимание четыре фактора чисто эмоционального свойства: страх, сомнение, ненависть и личную вражду. Он снова удивился, установив довольно странный и, во всяком случае, неожиданный ход своих мыслей. В первый же миг, как он увидел Смита у Мак-Довеля, он почувствовал в нем главного врага своей свободы, самого яростного своего противника, самую страшную угрозу своей жизни. Теперь же он чувствовал, что Смит не питает к нему ни личной вражды, ни ненависти. Таким образом, оставались страх и сомнение, но страх носил безличный характер, а сомнение неизбежно в тех случаях, когда человек следит за ловким противником, с которым затеял очень ответственную игру.

Его отношение к Смиту как-то сразу и радикально изменилось. Он почти видел, как его мысль бежит рядом, бок о бок, с мыслью Смита, причем берет такие препятствия, на которые никогда раньше не отважилась бы. И тут-то он нашел ключ, который он так тщательно искал.

Он понял, что его первый импульс при встрече со Смитом был абсолютно неправильным. Понял он и то, что Смит вовсе не предлагает ему искать спасения в бегстве. Он, так сказать, авансом поверил в то, что Кейт окажется более дальновидным. Очевидно, наибольшее и наисильнейшее желание его заключалось в следующем: довести до сведения Джона Кейта, что не только он, Джон Кейт, затеял крупную игру, выбросив такую козырную карту, как Дервент Коннистон, но и что он сам, Смит, играет на того же подставного англичанина и все свои надежды строит на том, удачно или неудачно кончится эта азартная партия.

Для того, чтобы вразумить Кейта, он прежде всего довел до его сведения, что обман им лично раскрыт: он прекрасно знает, что имеет дело с Джоном Кейтом, а не Дервентом Коннистоном. Точно так же он дал понять, что верит в возможность убийства англичанина: при создавшихся обстоятельствах иначе, пожалуй, нельзя было поступить, и это было почти логично. При всем том он изложил свои подозрения не в форме запугивания. Напротив, оставив свою карточку, он как бы выразил вежливое сочувствие. Отметка карандашом на филенке двери имела лишь одну цель: сделать корректный и чуть ли не дружеский намек. Он хотел уведомить Кейта, что вполне входит в его очень тяжелое положение и не скрывает того, что слышал, а частью и видел сцену, разыгранную им и Мэри-Джозефиной. Слегка раскрытое окно, грязь и вода на подоконнике, шторах и полу, окурки сигарет в пепельнице — все это должно было привлечь внимание Кейта к шкатулке на столе.

Поняв все это, Кейт не мог не проникнуться известным чувством уважения к китайцу. Ему оставалось теперь ответить самому себе на два вопроса: какую игру ведет Смит и чего ждет Смит от него лично?

Перед его мысленным взором тотчас же пронеслась Мириам Киркстон как вполне возможный мотив визита Смита. Он тут же вспомнил ее странный и неожиданный вопрос, который она задала вчера и в котором явно сквозило сомнение в смерти Джона Кейта.

Он пришел к Мириам в восемь часов вечера. Это, должно быть, случилось вскоре после его прихода. Девушка бросила мгновенный взгляд на лицо, мелькнувшее в окне, и Смит немедленно отправился в «хату» Брэди.

Медленно, но верно, как бы сами собой, распутывались сложные и перевившиеся нити всего того, что произошло за истекший вечер. Во всяком случае, хаос предположений и теорий рассеялся, и Кейт очутился лицом к лицу с основным фактом. Ясно было одно: если бы в большом доме на холме не было девушки по имени Мириам Киркстон, Смит незамедлительно отправился бы к Мак-Довелю, и он, Джон Кейт, в настоящий момент сидел бы в кандалах. В конце концов, инспектор поступил бы именно так, как он обязан был поступить.

Ясно было также следующее: Мириам Киркстон боролась за что-то, что было важнее ее собственной жизни. И мысль об этом «что-то» искривила лицо Кейта и напружинила его кулаки. Да, Смит торжествовал победу, но не окончательную! Часть плода победы была вне пределов досягаемости… Два человека — прекрасная Мириам Киркстон и страшный Смит — сцепились в последней, решительной схватке за обладание им, Кейтом, который должен был достаться победившей стороне. Каким образом и когда это должно было случиться, он не знал, но одна мысль не возбуждала в нем ни малейших сомнений: в надежде на козырную карту Смит подарил ему жизнь.

Завтра должно разъясниться многое!

А завтрашний день уже начал заниматься. Был час ночи, когда Джон Кейт снова взглянул на часы. Ровно двадцать часов назад он почуял запах ветчины, которым был пропитан Энди Дюгган, и приблизительно столько же прошло с того момента, как он вышел из маленькой парикмахерской на углу и задался вопросом: что даст ему первая встреча с Мак-Довелем?

Ему казалось совершенно невозможным и невероятным, что с минуты этой встречи прошло 15 часов! Но если в нем возникли по этому поводу сомнения, то достаточно было взглянуть на кровать для того, чтобы они испарились. Он увидел самую настоящую кровать, на которой не спал вот уже в продолжение нескольких лет.