Там, где ангелам нет места

– Отдать вам гонорар. – Хищно посмотрев, злобно сказал мужчина грубым и ржавым голосом. – Вы отлично сыграли. Теперь кампании Культа Конституции, Общества по Притеснению Государства и Комитета по Установлению Анти-гетеросексуальной Свободы пойдут с двойным рвением.

– А как вы нас покажите? – голос девушки играл осуждением и сдержанностью.

– Как я покажу проклятых слуг главного тоталитарного института? Как я предъявлю просвещённой общественности депутатов, якобы борющихся за наши права и Свободу?! Ха! Представьте, что гуляет влюблённая парочка, но это не как у всех нормальных граждан. Все совершенно вменяемые граждане предпочитают пары своего гендера, а тут бац, – яростно жестикулируя руками, пояснял режиссёр, – и мужчина с девушкой, попирающие чувства всех геев, лесбух и других просвещённых «Вестников». – Подняв руку вверх и словно чертя буквы, режиссёр продолжил. – И тут появляется надпись: «Каждый день по статистике несколько разных гендеров появляются на улице в состоянии отношений. Будь с прогрессом найди и доложи о проявлениях гетеросексуальной любви».

– То есть вы против любви мужчины и женщины? – Буря эмоций и негодований плескались через край в душе Эрнеста, ещё грань и он готов с кулаками наброситься на «режиссёра».

– Во-первых, – дёргая пальцем в поучительной манере твердил «человек», – всё цивилизованное общество «Развитого Либерализма» давно отошло от таких понятий, как «мужчина» и «женщина». Будь я проклят, но это нарушает Свободу на выбор гендера, ибо нашими законами Свободы признано уже более ста пятидесяти полов. Во-вторых, два противоположных гендера могут тискать друг друга и проявлять другие мерзостные действия неправильной любви, но делать надо это не в публичном месте. Я даже не буду пояснять вам, почему. Вы же разбираетесь в сортах вашего традиционно-ценностного дерьма? Не так ли?

Эрнест держал себя из последних сил. Он яростно желал взять рядом валяющуюся железную арматуру и месить режиссёра до тех пор, пока его лицо не станет кашей. Калгар прошёл много, начиная от первого явления «свободы проявления» в зале заседания Федерального Сената и заканчивая разделом всего либерального мира Корпорациями. Однако мужчина до сих пор привыкнуть не мог ко всему безумию, что вихрем кружится вокруг него.

Режиссёр отдал деньги девушки и направился к автобусу. Даже сейчас Эрнеста не покидало желание швырнуть ему камень вслед. Депутат уже проклял тот день, когда покинул Восточную Бюрократию и стал свидетелем танцующего безумия, устроившего целый бал в бренных душах.

– Пойдём Эрнест, нам тут делать больше нечего. Может, прогуляемся в центральный парк?

Мужчина залез в карман пальто, нащупав там пару небольших золотых монет. Затем рука Калгара оказалась в брюках, но там пальцы ощутили лишь пустоту.

– Прости, Эбигейл. У меня всего три федерала.

Голуби взмыли, ввысь пролетев над парой, отчего волосы девушки чуть встрепенулись.

– У нас же теперь есть гонорар. – Подняв конверт с деньгами, с эфемерной улыбкой произнесла дама. – Может, на него и сходим?

– Нам же назначили встречу в ресторане «Благородный Стаут». Я думаю нам нужно пойти туда. Сказали, что дело касается нас и двух Корпораций. Похоже, это важно.

– Хорошо, – расстроенным голосом, окинув рассеяно серую главную площадь, согласилась Эбигейл. – Ты прав. Я сама об этом не подумала.

Эрнест не стал более что-нибудь говорить. Он лишь приметил сторону и пошёл вперёд, ступая подошвой туфлей на тонкий, но скрипучий слой снега.

Вокруг стелилась прекрасная картина. Главная площадь носила название «Каменный Сад», ибо всё в ней собрано из камня. Четыре фонтана, брусчатка под ногами, лавочки и клумбы: всё созидалось серым и холодным камнем, никак не намекающим на роскошь и помпезность. Однако в этом и заключалась вся изумительность «Сада».

Эрнест кидал взгляд в разные стороны, но находил лишь камень, которому придали плавные, изящные и текучие формы. Каменные лавочки своими ручками напоминали стальное извилистое литьё. Фонтаны, из которых били водяные потоки, так и сияли искусной резьбой и преображением камня.

Внутри главной площади гуляли очень странные люди. Костюмы их пестрели яркими и цветастыми красками, как будто это италийская аристократия времён возрождения. На лицах многих проходящих повисли маски, предпочитаемые некогда на венецианских балах. Складывалось такое ощущение, будто все горожане сошли с древних картин прямо в этот город. Эрнест находил это «милым помешательством» на древней моде и совершенно безобидным, по сравнению с тем, что творилась в регионах с «Повышенной оценкой Свободы».

– Эбигейл, зачем нас пригласили сюда? Разве всё нельзя решить в «Центре Свободы»?

– Я не знаю, Эрнест. – Свернув с площади, произнесла спутница. – Это воля наших хозяев и воли другой Корпорации. Им зачем-то понадобилось нас вызывать сюда.

– А как ты нашла «Рекламную команду»? – Приложив руку к спине Эбигейл, как бы заставляя её ускориться, вопросил мужчина, обходя лужу.