— Эрон Лайтнер отправился помочь Мэйфейрам в их бесконечной борьбе с Лэшером. Эрон понятия не имел, когда может появиться этот дух и что он собой представляет на самом деле. То, что некая ведьма призвала его в Доннелейте в тысяча шестьсот шестьдесят пятом году — да, это было известно, но больше — ничего. Когда эта тварь обрела плоть и после того как убила не счесть сколько ведьм, — только после этого Эрон Лайтнер увидел духа и услышал от него самого, что он был Талтосом и что некогда, во времена короля Генриха, имел тело и встретил свою смерть в Доннелейте, в горной долине, где и обитал, до тех пор пока та ведьма его не вызвала. Ничего такого не было в архивах Таламаски, известных мне. Прошло едва три недели, с тех пор как то существо было уничтожено. Но такого рода сведения могут содержаться в каких-то тайных бумагах, и кому-то о них известно. Как только в Таламаске узнали, что Лэшер, или как уж там следует его теперь называть, переродился, они принялись охотиться за ним, дабы использовать в собственных целях. Ради достижения цели они, пожалуй, могут спокойно убить несколько человек. Я не знаю. Я знаю только то, что Эрон не участвовал в их планах и чувствовал себя преданным. Потому я и спрашиваю, знают ли они о тебе. Ты представляешь собой часть знаний Таламаски? Если да, то эти знания держатся в глубокой тайне.
— И да и нет. Надеюсь, ты ни словом не солгал. Я прав?
— Эш, постарайся не говорить загадками, — проворчал карлик.
Он тоже откинулся назад, полностью вытянув свои короткие толстые ножки, и переплел пальцы на животе, на твидовом жилете. Ворот его рубашки был расстегнут. В глазах под тяжелыми веками вспыхнул огонек.
— Я всего лишь отметил это, Сэмюэль. Наберись терпения. — Высокий вздохнул. — И сам постарайся не говорить странных вещей.
Он произнес это с легким раздражением, а потом снова посмотрел на Юрия.
— Позволь мне ответить на твой вопрос, Юрий, — сказал он. Имя цыгана он произнес тепло и просто. — Люди в Таламаске сейчас, возможно, ничего не знают обо мне. Понадобились бы немалые усилия, чтобы раскопать в их архивах истории о нас, если такие документы действительно существуют до сих пор. Я никогда не мог до конца понять, почему этим знаниям, хранящимся в файлах ордена, как они теперь это называют, придается столь большое значение. Однажды, много веков назад, я прочитал один такой манускрипт и хохотал без конца над тем, что было в нем написано. Но в те времена все письменные языки выглядели для меня примитивными и трогательными. А некоторые таковыми и остались.
Юрий завороженно слушал. Карлик, конечно же, был прав: Юрий подпал под обаяние этого существа и уже утратил здоровое нежелание доверять ему. Но ведь именно это и свидетельствует о влюбленности: полный отказ от привычных чувств отстраненности и недоверия и следующее за ним восторженное восприятие.
— И какой именно язык не заставляет тебя смеяться? — спросил Юрий.
— Современный жаргон, — ответил высокий. — И реализм в литературе, и газетные статьи, полные разговорных выражений. В разговорном языке часто полностью отсутствует простота. Он растерял грамматическую правильность и вместо того увлекся чрезмерной краткостью. И когда люди пишут в нынешние времена, это иной раз похоже на свист в сравнении с песнями, которые пели прежде.
Юрий засмеялся:
— Думаю, ты прав. Но это не относится к документам Таламаски.
— Да. Как я и объяснял, они мелодичны и забавны.
— Но есть ведь документы и документы. Значит, ты не думаешь, что сейчас они знают о тебе?
— Я абсолютно совершенно уверен, что они обо мне не знают, и из того, что ты рассказал, становится совершенно ясно, что они и не могут знать обо мне. Но продолжай. Что случилось с этим Талтосом?
— Они попытались его забрать — и погибли при этом. Тот человек, что убил Талтоса, убил и людей Таламаски. Однако, прежде чем умереть, эти люди, искавшие Талтоса, чтобы завладеть им, если так можно выразиться, дали понять, что у них есть Талтос женского рода и что они уже несколько веков искали мужского представителя, чтобы свести их вместе. Они признались, что это главная цель ордена. Думаю, что им это нужно для воплощения каких-то противозаконных тайных замыслов. И это буквально деморализовало Эрона Лайтнера.
— Понимаю почему.
— Тот Талтос, Лэшер, как будто и не удивился этому, — продолжил Юрий. — Он словно давно обо всем догадался. Уже в его прежних перерождениях Таламаска пыталась вытащить его из Доннелейта, может, как раз для того, чтобы свести с той женщиной. Но он им не доверял и не пошел с ними. В те дни он был священником. И люди верили, что он святой.
— Святой Эшлер… — мрачновато произнес карлик, и его голос прозвучал как будто не из скопления морщин на лице, а откуда-то изнутри тела. — Святой Эшлер, который всегда возвращается.
Высокий слегка склонил голову, взгляд его ореховых глаз медленно скользил взад и вперед по ковру, как если бы он изучал роскошный восточный орнамент. Не поднимая головы, он посмотрел на Юрия, и темные брови уронили тень на глаза.
— Святой Эшлер, — печально произнес он.
— Ты и есть тот человек?