Талтос

— Это были священные куклы. Но в том должна была быть какая-то цель, некая плата за ту боль. Я… Я хочу, чтобы воспоминания ушли, но не раньше, чем я извлеку из них все ценное. Мэри-Джейн, ты не могла бы вон там взять влажные салфетки и вытереть мне глаза? Я говорю для записи, обратите внимание. Это поток сознания. Мы доставили длинный камень на равнину. Все собираются долго петь и танцевать вокруг него, а уж потом устанавливать его вертикально. Все вырезают своих кукол. Разницы не видно: каждая кукла каким-то образом выглядит так же, как все другие. Я засыпаю. И я проголодалась. Я хочу танцевать. Эшлер призывает всех к вниманию.

— Еще пятнадцать минут, и мы въедем в задние ворота, — сказала Мэри-Джейн. — Так что держи свои усталые гляделки открытыми.

— И ни слова не говори охранникам, — добавила Мона. — Я сама с ними разберусь. Что еще ты помнишь? Они привозят на равнину камень. Как называется равнина? Скажи на их языке.

— Эшлер называет ее просто «плоская земля», или «безопасная земля», или «травянистая земля». А чтобы произнести это правильно, я должна говорить очень-очень быстро, так что для вас это будет похоже на свист. Но все знают те камни. Боже, ты полагаешь, где-то в этом мире есть еще такие, как я? Тебе не кажется, что так должно быть? Еще такие, как я, кроме тех, что похоронены под тем деревом? Я не могу быть единственной!

— Успокойся, милая, — попросила Мэри-Джейн. — У нас уйма времени, чтобы все выяснить.

— Мы твоя семья, — сказала Мона. — Помни об этом. И чем бы еще ты ни была, ты все равно Морриган Мэйфейр, назначенная мной наследницей состояния, и у нас есть свидетельство о рождении, и свидетельство о крещении, и пятнадцать фотографий поляроидом с моими торжественными словами на обороте каждой из них.

— Так или иначе, но всего этого явно недостаточно, — ответила Морриган, теперь уже со слезами, надув губы, как малое дитя. Слезы заставляли ее моргать. — Безнадежно искусственно, а может, и бессмысленно с точки зрения закона.

Машина катила вперед по своей полосе, но, когда они въехали в Метэри, движение стало более плотным.

Может, потребуются видеозаписи, как ты думаешь, мама? Но ведь в итоге ничто не имеет значения, кроме любви. Так зачем нам вообще говорить о законе?

— Потому что закон важен.

— Но, мама, если они не любят…

— Морриган, мы сделаем видеозапись на Первой улице, как только туда доберемся. И тебя будут любить, попомни мои слова. Я этого добьюсь. На этот раз не позволю хоть чему-то пойти не так.

— Что заставляет тебя так думать, если учесть все твои опасения, страхи и желание скрыться от чужих глаз?

— Я люблю тебя, поэтому так и думаю.

Слезы хлынули из глаз Морриган настоящим дождем. Мона с трудом могла это выдержать.

— Им не понадобится оружие, если они меня не полюбят, — сказала Морриган.

Какая невыносимая боль, дитя мое…

— К черту, — заявила Мона, пытаясь говорить спокойно и уверенно, как совершенно взрослая женщина. — Нашей любви достаточно, и ты это знаешь! Если тебе придется их забыть, так и сделай. Нас вполне достаточно. Не скажешь же ты, что это не так, что нас тебе мало!

Мона пристально смотрела на грациозную лань, что вела машину, обгоняя всех без разбора, и при этом плакала. «Это моя дочь, — думала Мона. — Я всегда обладала чудовищными амбициями, чудовищным интеллектом, чудовищной храбростью, а теперь у меня чудовищная дочь. Но какова она по природе, если не говорить о прекрасной внешности, импульсивности, любвеобильности, энергичности и сверхчувствительности к обидам и пренебрежению, а еще о склонности к безудержным фантазиям и восторгам? Чем она будет заниматься? Что это значит — помнить то, что было в древности? Значит ли это, что она обладает тем, что ушло, и черпает знания из прошлого? Что может из этого выйти? Вообще-то, мне наплевать. Ну, сейчас наплевать, в самом начале, когда она так взволнована…»

Она вдруг представила, как ее девочку сразили и тело ее обмякло, как ее собственные руки пытаются прикрыть Морриган, прижимая голову дочери к груди…

«Даже и не думайте о том, чтобы что-то с ней сделать».

Теперь все было по-другому.

— Хорошо, хорошо, — вмешалась Мэри-Джейн. — Пусти-ка меня за руль. Тут слишком много машин.

— Да ты с ума сошла, Мэри-Джейн! — возмутилась Морриган, передвигаясь немного вперед на сиденье и прибавляя скорость, чтобы проскочить мимо авто, угрожающе приблизившегося к ним слева. Она вскинула голову и смахнула слезы тыльной стороной ладони. — Я веду эту машину домой. И ни за что от этого не откажусь!

Глава 30

Интересно, как там, в этой пещере, гадал я. Мне совсем не хотелось услышать голоса ада, но как насчет пения ангелов?

Я подумал об этом, а потом решил пройти мимо. Мне предстояло долгое путешествие. Отдыхать было слишком рано. Мне хотелось уйти подальше.

Я уже был готов отступить, обойти эту часть склона, когда меня окликнул чей-то голос.

Голос был женский, очень тихий, шел он как будто из ниоткуда:

«Эшлер, я ждала тебя».