Талтос

— Нет. Нет, пока не раздобудем подходящие насосы, строительные леса, домкраты и балки, чтобы выровнять тот дом. Я, конечно, буду всю жизнь питать к нему сентиментальную привязанность, но прямо сейчас не могу оставаться там! Неужели вы не понимаете, что я умираю от желания увидеть мир? А мир — это не универмаги и Наполеонвилль, не последние номера «Таймс», «Ньюсуик» или «Ньюйоркера». Я просто не в силах ждать дольше! Кроме того, насколько вы знаете, они сейчас дома, Роуан и Майкл, и я готова к немедленному столкновению с ними. Можно не сомневаться, они дадут мне познакомиться со всеми записями, даже если втайне будут склонны к уничтожению.

— Их нет дома, — возразила Мона. — Роуан сказала еще два дня.

— Ну и хорошо, тогда чего вы так боитесь?

— Не знаю! — воскликнула Мона.

— Тогда — Первая улица, и я больше ничего не желаю об этом слышать. Там ведь есть гостевая спальня, так? Я в ней и устроюсь. И хочу, чтобы вся эта болтовня прекратилась. Потом, на досуге, мы можем подыскать какой-нибудь дом в качестве базы. Кроме того, я просто хочу увидеть дом, построенный магами. Неужели вы обе не понимаете, в какой степени мое бытие и моя судьба связаны с этим домом, что этот дом создан для того, чтобы увековечить род с гигантской хромосомной спиралью? Если отбросить большинство мутных сантиментов, то становится совершенно очевидно, что Стелла, Анта и Дейрдре умерли для того, чтобы я могла обрести жизнь, а все пустые мечты злобного духа Лэшера привели к инкарнации, которую он даже не смог предвидеть, но которая теперь стала моей судьбой. Я крепко держусь за жизнь, крепко держусь за свое положение!

— Ладно, — кивнула Мона. — Но ты должна помалкивать и не должна разговаривать с охранниками. И тебе нельзя отвечать на телефонные звонки!

— Да, то, как ты схватилась за телефон, стоило ему зазвонить, — вмешалась Мэри-Джейн, — это настоящее безобразие.

Морриган пожала плечами:

— Вы никак не можете понять, что каждый день приносит мне огромное множество открытий. Я развиваюсь. Я уже не та девушка, какой была два дня назад!

Она внезапно дернулась и тихо застонала.

— В чем дело? Что не так? — спросила Мона.

— Воспоминания… То, как они накатывают… Мама, включи диктофон. Знаешь, это невероятно странно, то, как некоторые из них тут же угасают, а другие — нет, и это как будто воспоминания многих и многих людей. Таких, как я. Я вижу Эшлера глазами многих… Та долина — это долина из файлов Таламаски, я знаю. Доннелейт. Я даже слышу, как Эшлер это произносит.

— Говори громче, — попросила Мэри-Джейн, — чтобы я тебя слышала.

— Это снова насчет камней. Мы пока не в долине, а рядом с рекой, и мужчины тащат камни на платформе. Под ней бревна вместо колес… Говорю вам, нет ничего случайного в этом мире, природа сама по себе беспорядочна, а желание того, чтобы нечто случилось, почти неизменно. Поначалу это может показаться бессмыслицей, но я говорю, что из всего хаоса и боли сопротивления и неповиновения рождается момент, когда эта семья должна стать семьей человеческих существ и Талтосов. Меня охватывает невероятно странное чувство. Я должна отправиться туда, увидеть то место. И долину. Тот круг меньше, но он тоже наш. Эшлер освятил оба круга, а звезды над головой образуют зимний рисунок. Эшлеру нужен темный лес, чтобы укрыть нас, чтобы лес лег между нами и враждебным миром. Я устала. Спать хочу.

— Только не отпускай руль! — воскликнула Мэри-Джейн. — Опиши еще раз того человека, Эшлера. Он всегда одинаков? В обоих кругах и в обоих временах?

— Кажется, я сейчас заплачу. Я все время слышу музыку. Я должна танцевать, когда мы доберемся туда.

— Куда?

— На Первую улицу, куда угодно. В долину. На равнину. Мы должны танцевать в круге. Я вам покажу. Спою те песни. Знаете что? Что-то ужасное случалось с моим народом не один раз! Смерть и страдания стали обычными. Только самые искусные избегали их. Самые мудрые видели человеческих существ такими, каковы они есть. Остальные были слепы.

— А имя есть только у него одного?

— Нет, просто именно его имя знают все до единого. Как магнит, что притягивает чувства каждого. Я не хочу…

— Расслабься, — попросила Мона. — Когда мы доберемся туда, где ты сможешь все это записать, у тебя будут два тихих, спокойных дня, до того как они приедут.

— И кем я стану к тому времени?

— Я знаю, кто ты сейчас, — ответила Мона. — Я знала, кем ты была внутри меня. Ты — это я и Майкл и что-то еще, что-то чудесное, и часть всех магов тоже.

— Говори еще, милая, — попросила Мэри-Джейн. — Расскажи нам, расскажи о нем и обо всех, кто делает маленьких кукол из мела. Я хочу услышать о том, как хоронят кукол у основания камней. Ты помнишь, что говорила?

— Думаю, да. Это были куклы с грудью и пенисами.

— Ну, об этом ты пока не упоминала.