Он попросил перья, бумагу, чернила и написал несколько писем. Дочерям, что с ним все в порядке. Барону да Мере с отчетом о том, что случилось возле Улыбки Шаутта, еще одно, точно такое же, герцогу, сейчас находившемуся с армией на южной границе. Последнее подготовил для Тавера, если тот выжил после раны, либо для мастера Харги. По расчетам Дэйта, они уже скоро выйдут на поверхность, и он отправил послание в ближайший к диким землям город, через которые отряду предстояло пройти. Комендант вручит сообщение, как только воины появятся.
После Дэйт расспросил начальника караула (носившего синий плащ), что происходит в мире, а главное, на войне.
— Враги в осенней кампании выдохлись, ваша милость, слава Вэйрэну, — ответил тот, не скрывая радости. — Кузен его милости со своими людьми и войсками фихшейзцев не прошел Драбатские Врата. Башни сыграли хорошую службу, стрелки отбили шесть штурмов. Пока напавшие на нас стоят в долинах, ждут высадившуюся на берегу пехоту из Ириасты, чтобы начать новый штурм. Сейчас там плохо с погодой, сильные метели. Все понимают, что еще неделя-две, и до весны не будет никаких битв. Ублюдкам придется спуститься к морю, если только они не хотят замерзнуть.
— Хорошо. Что на западе?
— С десяток побед, два поражения, потеряли три полка. Но нам удалось захватить северную часть Фихшейза, его предгорья и шесть опорных замков из семи. Несколько городов открыли ворота и подняли знамена Вэйрэна. Шауттов видели в соседних герцогствах, и люди охвачены паникой. Говорят, часть армии Ириасты отказывается сражаться после того, как пришли демоны. Они верят, что это наказание за то, что считали нас отступниками. Но теперь-то совершенно ясно, на чьей стороне правда, милорд.
Дэйт, у которого от упоминания Вэйрэна с утра к месту и ни к месту начала уже болеть голова, слушал военные сводки, понимая, что ситуация не такая уж и радужная, как ее представляют дураки. Герцог не остановился, вытеснив противника на его территорию, и, кажется, не собирается останавливаться. Дэйт подозревал, что у владетеля есть желание дойти до Вестера и Велата, а это чревато большими людскими потерями, долгой войной и…
От мыслей его отвлек слуга с сообщением, что первый советник Тэлмо желает видеть милорда в любое удобное время.
Лав-полукровка, все такой же пузатый, с блестящей лысиной и седыми усами, ждал его в холодном зале, украшенном потускневшими от времени портретами, серыми гобеленами с изображениями эйвов, хотя Дэйт бы не поручился, что это именно эйвы, а не олени, которые слишком сильно отъелись.
Как всегда, на груди Тэлмо висела толстая цепь из серебра со знаком крылатого льва, символ первого советника герцога. Но Дэйт заметил, что к темному камзолу острой иголкой прикреплен уже ставший распространенным знак водоворота.
Улыбаясь, советник обнял да Лэнга:
— Проклятье, мой мальчик! Как?! Я решил, что ты призрак или шаутт! Да Мере писал, что ты с людьми ушел в подземелье! Ну, рассказывай! Я жажду услышать!
Старик, к глубокому сожалению Дэйта, сильно сдал за то время, что они не виделись. Друг, служивший еще отцу да Монтага, разменял уже седьмой десяток, и было видно, как тяжело ему ходить из-за вечно донимающих болей в суставах. С облегчением он сел в глубокое кресло, посмотрев на гостя бледно-зелеными глазами, дождался, пока слуги нальют вино.
— Рассказывай, — повторил лав.
И Дэйт рассказал ему все без утайки, во всяком случае до того момента, как очнулся в компании Мильвио. Здесь ему пришлось откровенно врать о блуждании по лабиринту пещер и том, что Шестеро указали ему путь на поверхность.
— Поосторожнее с упоминанием Шестерых, — проскрипел Тэлмо, стукнув ногтем по золотому знаку на камзоле. — Прежние боги теперь здесь не в чести.
— Прежние ли? Одно не исключает другого.
— Все время забываю, что в политике ты как медведь возле пчелиного улья. За такие слова, если его светлость будет в дурном настроении, тебя отправят куда-нибудь на задворки герцогства и там и оставят.
— Все так плохо?
Первый советник покряхтел, ерзая в кресле.