Талисман. Книга посвящений

О нет, не существует мастерства,
лишь иногда бывают озаренья,
когда ложатся намертво слова
в послушное тебе стихотворенье.
А в остальные дни – такая жуть:
ничтожный раб, беспомощный невежда
сдираю мира пыльные одежды,
но только дальше отступает суть.
Когда же обнажится естество
и зазвучат стихи, вдруг обнаружу,
что существует всё же мастерство —
кровавый пот, насквозь прошибший душу.

«„Я стихотворец – не поэт", – она сказала…»

Инне Лиснянской

«Я стихотворец – не поэт», – она сказала
под мерный шелест пристального зала,
где чуть не каждый гений и пророк
(о чём в строках у них и между строк).

Воскликнуть впору: «Боже, что за поза!» —
когда б не жизни искренняя проза,
когда бы не стихов знобящий зной,
не скорбный ангел за её спиной.

Увы, увы – нам, сонмищу поэтов,
повсюду возвещающим об этом
без страха, без упрёка, без стыда.
Вот – стихотворец. Кто же мы тогда?

Бард

С. Я.

«Гитара» рифмуется с «тарой»…
В болоньевой курточке старой,
облезлый, смурной и усталый,
и трезв, как всегда, не вполне,
худой, в гроб кладут много краше
(где много вина – мало брашен).
«Живу, – говорит, – у параши», —
а Горький сказал бы «на дне».
С усмешечкою самурая
взирая на мир из сарая,
по странности не помирая,
судьбу проживает – не роль,
в стихах его пенится брага,
от матов дымится бумага.
Джанкойский поэт и бродяга,
а Бабель сказал бы «король».
На тех, кто проворней, не злится
(пускай им безоблачно спится),
ему же пивбар и больница,
базар и вокзал – всюду зал,
на грифе не струны, а нервы,
саднят обнажённые стервы.
Шепчу восхищённо: «Ты – первый», —
Булгаков бы «мастер» сказал.
Я знаю, на свете есть песни
красивее и интересней,
но лучше не скажешь, хоть тресни
про жизнь и её естество.
Запел – и мурашки по коже…
Рабу Яцуненко Серёже
прости прегрешения, Боже,
за каждое слово его.

Попадалово, или объяснение в любви Ларисе Щиголь

В саду поэтическом шляясь без дела,
но с умыслом всё ж: не увижу чего ль,
я вдруг обнаружил, что в сад залетела
неведома птаха – Лариса Щиголь.

И так щеголяла она опереньем,
такой был у песенок ейных запал,
что, как Одиссей на сиренино пенье,
на птицу я эту конкретно запал.

Кто с бабками – лопает супчик севрюжий,
хлебает уныло пустые щи голь,
а я же на завтрак, обед и на ужин
смакую, вкушаю Ларису Щиголь!

Веронике Долиной

Эти очи – на пол-лика.
Эти руки – два крыла.
То ли Вера, то ли Ника,
то ли Долина была…

«Шаги мои неспешны и не гулки…»

Ольге Бешенковской