— Мы выделим для товарища Бережкова нужных ему людей из состава института. Мобилизуем все наши резервы. Я прошу разрешить мне, товарищ нарком, самому выехать сюда с новой бригадой института, чтобы вместе с товарищем Бережковым добиться в кратчайший срок победы.
Орджоникидзе спросил:
— А что думает по этому поводу товарищ Никитин?
Андрей кратко сказал, что согласен с моими предложениями. Затем и Кущин заявил, что не возражает против усиления моей группы.
Орджоникидзе прищурился. Мне показалось, что я вижу хитрые огоньки в его глазах.
— Вот как? Пришли к одному мнению? А я, товарищи, намереваюсь поступить наоборот. Придется немного подсократить группу Бережкова, кое-кого у него забрать.
— У меня? Ни в коем случае!
— Лишь одного человека. Буду просить у вас товарища Никитина. Плохо ли будет, если он поработает здесь заместителем директора завода? Дадим подмогу Кущину. Чего, Кущин, молчишь? Думаешь, поведет свою линию? Поведет! Не будет относиться к советскому мотору, как к подкидышу. Прекратит эту позорную историю, когда группе Бережкова приходится чуть ли не контрабандой добывать детали для мотора… Твое мнение, Кущин? Может быть, возражаешь против такого заместителя?
— Не возражаю…
— А почему мрачен? «Не возражаю…» Не так, товарищ Кущин, надо разговаривать, когда речь идет о важнейшем для партии, для Советской власти деле. Вот на Сталинградском тракторном я видел инженера, начальника механического цеха. В нем дьявольский запас энергии. Для него невозможного не существует. Это надо сделать? Сделаем! В какой срок? Сделаем! Трудности? Преодолеем! И делает, дает! Вот таких инженеров, таких директоров надо нам побольше… Товарищ Никитин, вы принимаете мое предложение? Возьметесь? Проведете нашу с вами линию?
Я не выдержал:
— Возьмется! Проведет!
В глазах и под усами, в уголках крупных губ Серго, мелькнула улыбка. Сразу яснее обозначилась ямочка на подбородке.
— А я опасался, — не без лукавства сказал он, — что товарищ Бережков действительно ни в коем случае не отдаст никого из своей группы. Ну, раз конструктор мотора благословляет, то…
Он взглянул на Никитина.
— Поработаю, товарищ нарком… Берусь.
— Вам, товарищ Никитин, придется посоревноваться с вашим братом… Его мотор тоже на подходе…
Я быстро спросил:
— Вы там, у него, были?
— Понаведался… Сейчас вы впереди на полголовы, но… Если зазеваетесь — обгонит.
Нарушая строй заседания, следуя, видимо, течению своих мыслей, Серго вдруг заговорил на другую тему:
— Сравниваю я вот двух конструкторов — Бережкова и Петра Никитина. До чего же разные!.. Один — вспышка, пламень, озарение, другой — методика, ровное напряжение, умение все предусмотреть. До чего разные таланты! И ведь оба большевики в технике. И не скажешь даже, который лучше.
Слушая, я предвкушал, как изложу все это своей Валентине. Талант… Большевик в технике… Физиономия, очевидно, выдала меня. Возможно, я даже порозовел от удовольствия. Во всяком случае, Серго тут же позаботился о том, чтобы я не слишком занесся.
— А ведь Петр Никитин лучше работает с людьми, товарищ Бережков, Лукин-то оказался у него превосходным работником.
— Лукин? — только и нашелся молвить я.
В памяти всплыл добродушный, рыхловатый блондин, старший конструктор АДВИ, с которым я не поладил с первых же дней работы у Шелеста. Этот тугодум раздражал меня своей, как мне казалось, вечной вялостью, медлительностью. Став главным конструктором, я порой, не выдержав, отбирал у него чертежи, чертил сам. И вот… У Петра Никитина, в его группе, он оказался хорошим работником, даже отличным, раз уж нарком так отзывается о нем. Придется и об этом рассказать Вале.
Меж тем Орджоникидзе повернулся к Новицкому.
— Как видите, усиливать группу Бережкова не придется.
— Считаю все же необходимым, товарищ нарком, принять личное участие в работе здесь, на месте.
— Если вы так рветесь потрудиться для мотора Бережкова, то для вас, возможно, найдется другое серьезное задание.
Орджоникидзе, к моему торжеству, заговорил о заводе, который, вероятно, придется строить для выпуска «Д-31». Он спросил Новицкого:
— Хотели бы вы строить этот завод?
— Почел бы долгом и честью для себя.
— Хорошо. Буду это помнить. Память у меня хорошая.
Затем совещание продолжалось. Серго обсудил с нами и решил еще несколько организационных и технических вопросов. Около полуночи ему позвонили из Москвы. Открытое, крупных очертаний лицо Орджоникидзе человека, которому было уже под пятьдесят — живо, по-молодому передавало движение души.
— Значит, буду уже в пути, когда задуют? Шлите мне молнию по линии. Что? Не страшно, если разбудят…
Он рассмеялся в ответ на какую-то неслышную нам реплику и проговорил:
— Мечтаю, чтобы разбудили… Шутка ли, первая домна в Кузнецке!
Положив трубку, он сказал:
— Помните, какие были толки за границей по поводу Магнитки и Кузнецка? Предсказывали, что сядем в лужу… Оказывается-то, не мы садимся в лужу.
Затем он вернулся к обсуждению наших дел.
41
…После совещания Орджоникидзе вышел вместе с нами из вагона, надев шинель внакидку.