Талант (Жизнь Бережкова)

В заключение в приказе объявлялось, что ввиду особой ответственности и важности задания создается комиссия для руководства проектированием. Председательствование брал на себя Шелест. Наряду с ним членами комиссии значились академики и профессора, в том числе Ниланд. Своей фамилии Бережков в этом списке не нашел, — он был в те времена лишь одним из старших конструкторов института и не имел еще никакого ученого звания. Первое заседание по вопросу об основных принципах проектного задания было назначено через неделю. Сообщалось, что после доклада состоится широкая научная дискуссия. На заседание приглашались все сотрудники АДВИ. Теперь Бережков улыбнулся и подмигнул именитой комиссии.

12

Кто-то неслышно подошел сзади и обнял Бережкова за талию. Обернувшись, он увидел Шелеста.

— Что с вами было? — ласково спросил Шелест. — Вы плохо выглядите. Может быть, вам надо еще денек-два полежать? Пожалуйста.

— Нет. Благодарю вас.

— Ну вот. Я так и знал, что вы на меня обидитесь.

— За что?

— Дорогой мой, к чему нам дипломатничать? Вы же прочли приказ.

— Прочел.

— Не обижайтесь. В комиссию, как вы видите, привлечены исключительно академики и профессора. Это нам необходимо для авторитетности, для представительства во внешнем мире. А здесь у нас, внутри, я рассчитываю в первую очередь на вас. Я хочу, чтобы вы с самого начала принимали участие во всей этой работе. А через некоторое время, прошу вас мне поверить, мы и формально включим вас в комиссию. Не дуйтесь же. Подготовьте к заседанию все ваши соображения, ваши идеи…

— Август Иванович, у меня уже нет никаких соображений…

— Значит, все-таки обиделись?

— Ничуть. Соображения у меня были четыре дня назад, когда… Мне кажется, что я понял тогда, какую конструкцию вы хотели бы взять в качестве основы…

— Да, я и теперь это продумываю. Не следует ли нам в будущей компоновке… пойдемте-ка ко мне, поговорим… в будущей компоновке танцевать от «Райта»?

— Уже… Уже, Август Иванович, все сделано.

— Что сделано?

— Я вам принес не соображения, а конструкцию.

— Конструкцию? — Шелест внимательно посмотрел в зеленоватые глаза Бережкова. — Какую? Сверхмощного мотора?

— Да.

— Где же она?

— Вот!

Бережков щелкнул по фанере.

— Так покажите же!

— Сам этого жажду! Разрешите, Август Иванович, показать всем.

— А ежели разнесут в пух?

— Готов повоевать.

— Что же, давайте… Идите в зал. Поглядим, покритикуем.

Бережков со щитом вошел в чертежный зал. Следом ту же дверь отворил Шелест. Сунув руки в карманы, с виду очень спокойный, директор встал у дверного косяка.

13

Об этом появлении Бережкова в главном конструкторском зале института с двумя чертежными досками, которые он привез на грузовике, еще и поныне сохранились легенды в АДВИ.

Волнуясь, он долго не мог ни развязать, ни разорвать крепкую веревку. Кто-то из конструкторов, сидевший возле, протянул ему перочинный нож. Упала перерезанная бечевка. Упаковку из газет Бережков попросту сорвал. На стенах зала висели разные чертежи заграничных моторов, которые в то время исследовались, изучались в институте. Не долго думая, поверх двух такого рода чертежей Бережков повесил для всеобщего обозрения свои доски. Там, на листах ватмана, прикрепленных кнопками, была изображена в продольных и поперечных разрезах некая конструкция. Надпись гласила: «Авиационный двигатель в восемьсот лошадиных сил. Компоновка конструктора А. Бережкова».

Оглянувшись, он увидел, что в зале уже никто не работал; порывистые безмолвные действия Бережкова притянули все взоры; два-три конструктора уже поднялись с мест и подошли к его чертежам. В дальнем углу Бережков заметил покрасневшее от раздражения лицо Ниланда. Тот поднялся и прошагал к Шелесту.

— Это… Это… Это что? — выговорил он.

— Проект сверхмощного мотора, насколько я могу судить, — ответил Август Иванович.

— Позвольте, ведь проект должна разработать комиссия. На каком же основании он?..

— Представьте, — рассказывал Бережков, — Ниланд в негодовании не мог даже произнести мою фамилию. Ему мой поступок в самом деле казался какой-то несправедливостью, подвохом. Ведь только что сформировали комиссию, наметили определенный порядок, составили повестку заседания, где предстояли солидные доклады, солидные прения об основных принципах проекта, и вдруг, ни у кого не спрашиваясь, вылез, как из-под земли, этот Бережков, вовсе не член комиссии, и повесил на стену свою компоновку. Безобразие! Какое он имеет право?! Это, мой друг, была непередаваемая сцена…

Увлекшись, Бережков изобразил все в лицах: себя, скромно, с видом барашка, потупившего взор; Шелеста, который уже сел на табурет у чьего-то стола и, закинув ногу за ногу, созерцал чертеж; возмущенную физиономию Ниланда, выкрикивающего: «Беспорядок! Комиссия! Комиссия!»

— В глазах Шелеста, — добавил Бережков, — вспыхнули искорки юмора. Он ответил Ниланду: «Что поделаешь, Филипп Богданович, стихийное бедствие… Приходится считаться с этим… с этим явлением природы. Попробуем, однако, рассмотреть сей проект. Что вы скажете, Филипп Богданович, о вещи?»

14