Парадоксы Аякса меня просто гипнотизировали.
— Ну ладно, не хочешь — не говори вслух, — Аякс впервые был жесток в разговоре со мной. — Но, неужели ты действительно готов сделать это?
— Что сделать? О чем ты? — я возмутился его вопросу. Впрочем скорее театрально, чем искренне.
— Давай тогда по порядку, — Аякс слегка изменил тон. — Ты уверен, что у тех, кто тебе противостоит, уже сдают нервы?
— Я не уверен. Я знаю, — на самом деле я и не знал, и не был особенно уверен.
— Хорошо, хорошо, — закивал головой Аякс. — Уверен, так уверен. Но зачем тогда ты задумал это?
— Что задумал? — я продолжал делать вид, что не понимаю его.
— Ты ведь решил… — Аякс замялся. — Ну, как бы это сказать. Я не умею правильно формулировать такое. Слишком патетично.
— Что патетично? —я не хотел понимать Аякса.
— Не надо. Ты мог заметить, что иногда я лучше тебя знаю, что ты хочешь сделать. Ты что, действительно, хочешь завтра стать жертвенным козлом? Кому это нужно?
— Каким козлом, о чем ты? — и тут я понял, что больше не могу врать. Самому себе.
— Послушай, Аякс. Ты всегда мне подсказывал следующий шаг. Теперь просто послушай и не советуй. Да, завтра последний день. Я уверен, что чужие уже клюнули на нашу обманку и прилетят на встречу с несуществующими конкурентами. И откроются. И станут видны всем. Но я не могу допустить…
— Что ты не можешь допустить? — Аякс хитро прищурился. Прямо Ленин в Октябре. — Чтобы без тебя все прошло? Гордыня?
— Ну какая к чертям гордыня! Они ведь моих друзей убивали! Да и меня тоже. Они же должны…
— Никто никому не должен. Ты ведь уверен, что твой репортаж с камерой на шее — это…
— Аякс, не надо называть все своими именами. Я покажу врага всем. И я хочу показать, что это враг. Пусть даже и ценой своей жизни.
— А кто тебе дал право оценивать свою жизнь? — Аякс даже покраснел от возмущения. — Кто тебе сказал, что ты ей можешь распоряжаться? И вообще — как только ты начинаешь мыслить библейскими категориями, сразу становится видно, что до святого тебе далеко.
— Аякс — я просто устал. Я не хотел этой схватки. Я не рвался на эту передовую.
— На передовую призывают. И не спрашивают, хочешь ты или нет, — Аякс сегодня был очень жестким. — Но ты не тот, кого можно призвать.
— А я что говорю.
— Ты не тот, кого можно призвать. Ты сам инициировал этот бой. Ты один смог сказать — враг рядом. И сам собрал своё войско. И ты не имеешь права первым погибнуть. Только последним.
— Аякс. Позволь мне не принять твой совет, — с некоторым сарказмом ответил я.
— А я ничего и не советую! — Аякс не к месту состроил невинную мину. — Ты сам себе советчик.
— Так зачем ты мне кишки мотаешь уже полчаса? — Я искренне возмутился.
— Я? Тебе? — Аякс вдруг улыбнулся. Очень по-доброму. — Я только хочу, чтобы ты не стеснялся и сказал сам себе то, что ты боишься сказать.
— Я не хочу этого говорить!
— И не говори. Я скажу. Ты готов к последнему шагу.
Это была так, гора — не гора. Холм на окраине большого города. С него открывался красивый вид на величественную реку, сейчас покрытую льдом и белую от снега. На черный лес, вдали за рекой, на белый, почти не различимый в морозном воздухе город. Лысая вершина тоже была белой. Одинокой черной точкой на этой вершине — человек. Он стоял лицом к реке, заложив за спину руки и ждал…
Так, наверное, напишут об этом когда-нибудь. На самом деле я действительно ждал, но руки девать было некуда, приходилось их то запихивать в карманы, то просто опускать по швам. А то и вправду за спину. И не стоял я на месте, топтался, чтобы окончательно не замерзнуть.