Против меня, если хочешь длинное оружие, надо выходить, как минимум, с алебардой или фламбертом. Ещё лучше пойдет двуручный цеп. Вообще, ненавижу это оружие, лупит на четыре метра, да так, что при попадании в бойца в любом доспехе того просто уносит метра на три в сторону. Правда, у цепов есть свои недостатки, и их очень много. Но я их всё равно ненавижу. Точнее, не так, когда у меня в руках лёгкое копье, то те кто с цепами — мои самые любимые противники, так как простая жертва. Но вот когда я в готике, то эти длинные палки с цепью и пудовым грузом ненавижу!
Мой противник полный неумеха. Поэтому я могу спокойно думать на отвлечённые темы, следя за ним в пол глаза. Но все остальные, кто смотрит на бой с трибун, видят иную картину.
Высокий, закованный в латы боец, страшно размахивая огромной секирой пытается дотянутся до молодого парня в кольчужном облачении. Парень ловко уклоняясь от ударов бронированного, иногда очень точно бил своим копьём, но каждый раз того, кто с секирой, спасал доспех. А если учесть, что сегодня этого высокого воина уже дважды видели трибуны, и каждый раз бой с его участием длился всего один удар, то симпатии трибун были однозначно на стороне копейщика, который всем, так казалось, вот-вот победит явного фаворита.
Минуты две я держался. А потом понял что устаю и этот цирк начинает быть опасным. Впрочем, мой противник скоро вообще упадёт без сил. Вон как копьем уже орудует — будто у него в руках штанга с утяжелителями! Если продолжу далее, то трибуны поймут, что их водили за нос. На это мне плевать, но смотрители расстроятся, и я буду назначен ими крайним.
Да и то, что трибуны поддерживают моего врага и болеют за него, это мне не по нраву. Мне нравится это ощущение, когда тебя поддерживает многотысячная толпа. Вот уж не знал за собой такого, но теперь точно могу утверждать, мне это пришлось по душе. А значит, надо склонить симпатии зрителей на свою сторону.
Неловкий блок, и копьё на излёте бьет по кисти. И пусть удар не силен, и броня латных перчаток его легко выдерживает. Я на это попадание реагирую иначе. А именно, роняю оружие, которое якобы не могу удержать от боли в руке, и громко матерюсь.
Толпа взрывается в экстазе и я слышу крики:
— Добей его!
— Убей! Убей! Убей!
— Бей! Добивай!
Трибуны беснуются, им кажется, что вот она, финальная развязка. Боец, что вот-вот был готов упасть от усталости, видя такой неожиданный поворот событий, кажется обретает крылья и второе дыхание. И начинает усердно бить копьём в надежде попасть мне в голову. Как же, я теперь безоружен, и у него чувство близкой победы.
Удар, шаг назад. Удар, шаг в бок. Удар, разворот, и наконечник скользит по латной юбке…
Моя задача превратить его в клоуна в глазах толпы. В человека, который не можетдобить безоружно. И проходит совсем не много времени, и я начинаю слышать недовольный гул трибун и свист разочарования в сторону врага. А мне не надо многого, стоять фронтально к его ударам и защищать голову и ноги ниже колен, и всё. В остальные зоны он может хоть утыкаться своим копьём, я только легкие тычки почувствую. Ну не с Гераклом мне выпало драться, и даже не с атлетом, а с обычным компьютерным мальчиком. И у него изначально были призрачные шансы на победу. И даже не смотря на то, что его кольчуга кажется легче, чем моя готика, и, по мнению не знающих сути вопроса, я должен уставать намного быстрее чем он, всё не так. На самом деле такая кольчуга, как у него — от колен до кистей рук, да ещё с тройным плетением на груди, весит не менее двадцати четырех килограмм! А моя готика, даже с поддоспешной стёганкой, но без шлема и сабатонов — ничуть не больше, а может и грамм на полтораста меньше! А если учесть разницу в физической форме и уровнях, то можно понять, что моё физическое состояние было чуть ли не в три раза лучше.
Мне нужно было закончить бой эффектно. А для этого следовало дождаться ошибки противника. Я давно мог провести финт и поднять свою секиру, а затем закончить бой одним ударом. Но моя победа должна покорить толпу, сделать меня кумиром. Это пригодится для репутации колеса, да и мне поддержка трибун по нраву!
И вот она — ошибка! Длинный шаг вперёд, пропускаю наконечник под мышкой. Захватываю копейное древко локтём, прижимая его к кирасе.
— Ха! — Удар латной перчатки, усиленный моими левелапами, ломает копье, так как приходится точно по оставленной в самом начале боя моей секирой большой зарубке на древке.
Полный разворот. За время которого я успеваю перехватить обломок правой рукой. Во второй фазе своего поворота выбрасываю левую ногу назад. И закономерно попадаю под коленную чашечку врага. У него нет сил на уклонение, он вообще еле стоял уже на ногах.
— На! — наконечник копья, который раньше пытался пробить мои латы, с размаху и силой, увеличенной инерцией разворота, влетает в открытый от боли в колене рот врага.
Кровищи-то! Но эффектно-то как!
На секунду трибуны погружаются в полную тишину. Но только затем, чтобы через одно биение сердца взорваться в невероятном экстазе, воплощенном в таком шуме, что у меня закладывает уши!