Таксидермист

– Такое случилось и в Америке. А вернее, это здесь происходит все время. – Он дернул вырезку из пачки, как лепесток из ромашки. – Майский номер «Научного медицинского журнала» за 1994 год. Тут пишут, что по всей Америке с ребятишками случаются припадки от видеоигр. Повторяющиеся интенсивные разноцветные вспышки вызывают то, что здесь названо фокальным эпилептическим припадком. Не тики, а именно… – Он прищурился на листок, будто читая: – …замедленное мышление, обширные провалы памяти, дежа вю, путаница в сознании, слуховые и зрительные галлюцинации. Так… – Скуппи уронил этот листок на пол и выдернул другой. – 11 июля, 1995 года, «Среднеатлантический медицинский вестник». У женщины мутится сознание и она совершает странные действия, когда видит определенного телеведущего. – Скуппи уронил листок. – Сентябрь 1996-го, в докладе Хекленовского института неврологии сообщается о женщине, которая чувствует запах бекона всякий раз, когда видит по местному телевидению завершающую заставку – кадры развевающегося флага Соединенных Штатов. – Листок упал. – «Ривер Сити Таймс», 1999 год, горожане теряли сознание после трансляции «Оклахомы!»[66] по местному телеканалу. – Он просыпал оставшиеся вырезки на эстраду. – И это только те случаи, о которых известно. Правительство все гоношится насчет терроризма, боится, что кто-нибудь отравит нас ядовитым газом или шарахнет термоядерной бомбой. А скажите мне: почему тогда оно не задумывается об этой угрозе? Может, какое-нибудь иностранное правительство, какие-нибудь черти с полотенцами на головах уже проделывают это, практикуются на малых группах населения, готовясь ударить по Нью-Йорку? Так почему же?

Он помедлил; вопрос завис над залом, публика заерзала. Скуппи приложил палец к своему огромному лбу.

– Просто наше правительство, видите ли, уже в курсе, что это такое. В конце концов, оно и придумало эту штуку. Называется цветное телевидение, и по чужой воле оно проникло в ваши мозги и погрузило вас в особый сон наяву. Кто из вас проводит целые дни на диване перед телевизором? Сколько детей дни и ночи напролет играет в видеоигры? Сколько наших ближних не могут оторвать глаз от компьютерного монитора? Кто из вас был таким олухом? Ну же! – Повсюду поднялись руки, Скуппи кивнул. – Вот вы лежите так, сидите, и чем Дольше вы так лежите, тем труднее потом вставать. Братие, если это не гипноз, то я не знаю, что это… Теперь вы спрашиваете меня: «Зачем они это делают, Скуппи? Зачем нас усаживают к телевизорам? С какой целью напускают чары на всю планету?» А вы не думаете, что это как-то связано с властью, как-то связано с деньгам, как-то связано с так называемым национальным валовым продуктом? Или хоть как-то связано с увеличением рабочего времени и усечением досуга, выморочной организацией труда и экономическим бумом? – Скуппи возвысил голос, переходя вместе с оркестровым риффом в крещендо. – А может, это вдруг как-то связано с коммерциализацией, с тем, что каждый пост рекламу на одежде, с гиперпотреблятством, с удвоившимся за десять лет фондовым рынком? Вы не думаете, что это связано с Интернет-провайдерами, напихивающими в экраны моргающие иконки и рекламы? Вы не думаете, что это связано с тем, что торговый комплекс становится центром вашей повседневной жизни, когда вы отрываетесь от телевизора?! НЕ ДУМАЕТЕ… что это как-то связано с тем, что нас все настойчивее уговаривают пялиться в цветные мониторы весь день на службе, и при том проводить обеденный перерыв, выкладывая пасьянс на том же мониторе только затем, чтобы, придя домой, включать двадцатипятидюймовые «Сони-Тринитроны» или шариться по Интернету?!

Вопли Скуппи разносились в тишине, а его вытянутый палец обводил аудиторию. Без музыки. Публика восхищенно притихла.

– НЕ ДУМАЕТЕ? – завопил он, и слюна брызгала с его обвиняющих губ.

Прожектор погас, оркестр взревел в темноте и гремел несколько секунд, пока лампочки на потолке не затеплились и публика не разразилась аплодисментами. Начали скандировать:

– ДУМАЕМ! ДУМАЕМ! ДУМАЕМ!

Скуппи исчез, и служки пустили по рядам кофейные банки для пожертвований. Энджи, стоявшая как раз впереди, взяла меня за руку:

– Почти как ты, когда заведешь свои диатрибы насчет Мэдисон-авеню. Жуть, а?

Я кивнул:

– Может, пойдем?