— И никогда не думали перейти в католичество?
— Пока нет.
— Для молодого человека вроде вас это имеет множество преимуществ. Например, своя организация. — Он дает задний ход. — Желаю вам счастливого рождества, — говорит он. Над нижним краем ветрового стекла видна только его голова.
— Счастливого рождества, — отвечаю я.
Настоящий Санта-Клаус — не хватает только хлопьев снега. Я слышу, как Слоумер выезжает на дорогу, потом шум мотора затихает, и я возвращаюсь в дом.
— Значит, вы тот самый Артур Мейчин… регбист?
— Ага, — говорю я.
Она закидывает ногу за ногу, расправляет на коленях край узкой черной юбки и откидывается на подушку посредине дивана. Колени сияют. Когда я делаю вдох, я касаюсь ее плечом.
— Никогда бы не догадалась, — говорит она. — На поле вы совсем не такой.
— Какой?
— Ну… — Она думает изо всех сил. — Как бык.
Когда я сел рядом с ней, я подумал, что видел ее в каком-то табачном магазине. Из-за этого мне теперь кажется, что она похожа на туго набитую сигарету. Я помню, что видел эту подложенную грудь над каким-то прилавком.
— Это Артур Мейчин! — кричит она подруге, которая на другом конце комнаты лапает Мориса.
— Подумать только! — откликается та. — А это Морис Брейтуэйт, Мэг. — Они обе замолкают, чтобы оценить размеры своей добычи.
— Вас зовут Маргарет? — спрашиваю я.
— О да, — отвечает она, как будто это необыкновенное счастье. Мы оба смотрим через комнату на Мориса, который до сих пор сидит полуголый, выставляя напоказ свои синяки.
— Вы, регбисты, народ опытный, — говорит она, смотря, как Морис орудует руками.
Я смеюсь; она резко оборачивается.
— Над чем вы смеетесь? — сердито спрашивает она и вдруг говорит без всякого перехода: — Фу, черт! У вас нет передних зубов!
Она быстро взглядывает на подругу, чтобы узнать, заметила ли та этот дефект.
— Удалил сегодня вечером, — говорю я.
— Вы женаты?
Она разочарована.
— Нет, коплю деньги.
— Приходится, милый. На беззубого не очень-то многие польстятся.
— Правда? А я думал, девушки любят разнообразие.
— Разнообразие! — говорит она. — Конечно, девушки любят разнообразие. Но не настолько.
— Не хватает всего шести зубов.
— Мне, милый, кажется, что это очень много. Ведь самое главное — это впечатление. Увидишь, проснувшись, такую физиономию, и покажется, что губишь молодость за стариком.
— Я не думал на вас жениться.
— Очень вам признательна. Для меня это комплимент.
— Это большой дом, — говорю я.
— Да?
— Вы часто здесь бываете?
— А вы?
— Довольно часто.
— Значит, я не очень.
— А как вы сюда добираетесь, на автобусе?
— Нет, милый. Меня привозит мой друг. Вы не видели его машину, когда входили?
— Я, наверно, пришел раньше. А как зовут вашего друга?
— Лайонел Мэннерс…
Она ждет, чтобы насладиться впечатлением.
— Разве вы о нем не слышали? — спрашивает она с удивлением. — Борется в «Ипподроме» и прочее.
— Особенно прочее, как я слышал.
— Ничего подобного! Пожалуйста, поосторожней…
— Одно время он играл в лиге регбистов, верно?
— Еще бы, — говорит она таким тоном, словно это всего лишь один из его многочисленных второстепенных талантов. — Но он с ними расстался. Сказал, что там не очень-то заработаешь.
С минуту она что-то самодовольно напевает, потом говорит:
— Хочешь выпить, сынок? Этого добра здесь хватает.
Она достает бутылку из ящика возле себя, открывает ее и ловко наполняет два стакана, из которых уже кто-то пил.
— Мэвис, хочешь выпить? — кричит она подруге.
— Нет, — откликается та.
— Этот типчик Уивер скряга каких мало. Для мужчин целый вечер пиво, а для дам сидр.
— Вы пьете пиво? — говорю я.
— А… ну да. Я вас поняла. Пойдем потанцуем?
В соседней комнате громит музыка.
— Не возражаю.
Я трезв, и у меня нет никакого желания любоваться Морисом и его дамой.
Мы входим в соседнюю комнату и начинаем медленно, рывками двигаться под меняющуюся музыку. Я узнаю кое-что из мебели. Кто-то катает длинноногую девку на чайном столике, за которым миссис Уивер угощала меня в ту среду.
— Вы хорошо танцуете, — говорит Маргарет.
— Идете на попятный?
— Нет, сыночек. Я правда так думаю. Вы здорово танцуете. У вас есть стиль. Большинство этих свиней думают только, как бы залезть к тебе в постель.
Мы танцуем и молчим в ожидании, пока у нее в голове завертится новая пластинка. А я пытаюсь представить себе, что значит залезть в постель к богатой дамочке вроде миссис Уивер: всякие ароматы, мягкий матрас, тонкие простыни и уверенность, что это временное соглашение. Никаких обязательств, заранее знаешь, с чем имеешь дело — взаимное удовольствие по обоюдному согласию, без всяких дурацких чувств; хорошее белье. Я смотрю в оба: вдруг она сойдет вниз?
— Вы знаете, мои подруги лопнут от зависти, когда я скажу им, что была с вами.
— Значит, я знаменитость.
— Почему вы так думаете?
— А почему они лопнут от зависти?
— А… понимаю… Только не вздумайте задирать нос из-за того, что вы мне понравились. Без зубов и все такое. Девчонки думают, что парни из городской команды купаются в золоте. Странно: смотреть на борьбу куда интереснее. Лайонел — хороший борец.
Мы продолжаем танцевать, и я говорю: