— Тяжёлая мина пробивает ли танковую броню?
— Конечно, 120-мм пробьёт. Я больше скажу — их (юаровские) бронетранспортёры [бронемашины] — AML-60, AML-90, с пушкой калибра 60 и 90 мм.
Что же касается пулемётов, то вот наш КПВТ калибром 14,5 мм их БТРы[24] пробивает насквозь, у AML-60, AML-90 — дальнобойные пушки, а они сами — фанера. То есть, встречаешься с ними в бою — их подбить — влёгкую. Даже из КВПТ — 14,5 мм. Их насквозь прошивает.
— КВПТ?
— Это крупнокалиберный пулемёт Владимирова 14,5 мм на башне БТРа или БРДМа. Обычный пулемёт.
То есть сами юаровцы его боялись. Но они подъезжали очень близко к нам, и их пушка 90 мм (у южноафриканского AML-90) наши танки пробивала.
— В общем, «стрелочники» не исполняли свои обязанности?
Я вылезаю после налета — где вы были? Они говорят — так ведь осколки, мы соскочили, так получилось. Я говорю — ребята, я что-то не понял — вы здесь зачем сидите: чтобы нас защищать или от осколков прятаться? И всё, я их после этого прогнал, толку от них никакого не было: как только начинался обстрел или налёт авиации, нет, чтобы стрелять по самолётам, так они сматываются.
— Возможно ли сбить на бреющем?
— Стрела-1, Стрела-2 м — это вообще универсальный комплекс. Бьет до 3200 м. Это лучше, чем Стингер[25] и дешевле. Наша Стрела-1, Стрела-2, а тем более Стрела-10 — этот комплекс — четыре ракеты, гусеничный, вообще классика. Игла-1 и Игла-2, Игла-4 (до 3000 м). То есть, сбивать можно было все что угодно.
— Не сбивали тогда ангольцы юаровцев почему?
— Просто трусы были, боялись. С такой-то техникой в руках! Наша техника во всём мире известна и знаменита — я показывал юаровским журналистам недавно снимки — кладбище советской техники в Куито-Куанавале. Они просто обалдели от такого отношения к ней ангольцев.
— И с такой техникой было не победить?
— У них был такой же вопрос. Наша российская, советская — неважно какая — это лучшая техника в мире.
Что я хочу сказать про Куито-Куанавале? Во всех боевых сводках, донесениях и в прессе он назывался «Понту де резиштенсия» (пункт сопротивления). Хочется преклонить голову перед нашими советскими военными, что были там. Они сделали всё возможное и невозможное для того, чтобы хоть как-то ситуацию исправить и выполнить поставленные задачи. Но, к сожалению, они не были властны над ангольцами. Потому что мы все время натыкались на какую-то глухую стену. Просто-напросто лбом в стенку бьёшься, и больше ничего.
— Например?
— Да, было немало ангольцев, душой болевших за дело.
Один из них (подполковник или майор — не помню) приходил к нам и всё время с отчаянием говорил, вы знаете — никто не хочет ничего делать! Такое ощущение, что всем, как говорится, «до фонаря» абсолютно. «Todo o tempo sabotagem!» (Всё время саботаж). Я хочу что-то сделать. Но вижу только саботаж!
Буквально через пару дней он во главе колонны ангольских войск наткнулся на юаровцев. Как очень храбрый, замечательно храбрый человек, ринулся в бой. И его БМП прямым попаданием снаряда уничтожило.
Его, действительно, было очень жалко. Потому что такие люди, конечно, это исключение из общего правила.
У меня было таких исключений несколько.
С 1986 по 1987 годы командиром дивизиона «Квадрат» в 19-й бригаде под Лубанго, где я служил, был такой Жоао. Просто замечательный был человек. Он всё время старался хоть что-то сделать для нас, советских. Чего тут говорить — он же нам вроде ничем не обязан был? А, поди ж ты, постоянно продукты нам привозил, иногда выпивку. Даже женщин нам как-то раз привёз. И говорит — ребята, хотите — вот девочки… Мы говорим, да ты что, нет — нам нельзя и всё такое прочее. Он, бедняга, даже расстроился.
Я ему как-то говорю:
— Жоао, ты меня извини, но зачем ты всё это делаешь?
— Да потому что я вас уважаю и люблю. Вы, советские, действительно хотите что-то сделать для нас.
И в то же самое время его начальник оперативного отдела был такая сволочь! Прости меня Господи! Это даже невозможно объяснить. Жоао мне говорил: «Игорь, ты с ним пореже общайся, а ещё лучше, вообще старайся не пересекаться. Он не тот человек, с которым можно общаться». Я говорю — ну, ладно, Жоао, пойду с ним поговорю — мало ли…
Я к нему прихожу, начинаю с ним беседовать. И знаешь, что он мне объясняет: «Да вы русские — сволочи, я вас ненавижу, и так далее, и тому подобное. Я бы с вами век бы не встречался, если бы не наша общая политика, то, что вы нам поставляете вооружение, специалистов и такое всё.
Я говорю — подожди, подожди. У тебя какая-то личная неприязнь к нам?
— Я не могу объяснить…
В общем, слово за слово… я, вроде, пытаюсь сгладить конфликт, даже в чём-то ему и поддакиваю… А он, гад, всё больше и больше распаляется, вытащил нож, да мне его к горлу-то и приставил, я аж обомлел — ничего себе думаю, до чего спор дошёл. Да делать нечего — приемом отвёл нож, его завалил подсечкой, а нож отобрал и отбросил в сторону.