Такеси Ковач

…Мураками, кричащий мне на ухо, несущийся мимо к грав-саням…

…Вопящая система мониторинга, встроенная в сани, целая батарея систем инфокатушек, вспыхнувших, как свечи, вдоль бока внезапно задергавшегося тела Сильви Осимы…

…глаза Сильви, широко раскрытые и замершие на моих, притягивая и завораживая мой взгляд…

…Сигнал тревоги, незнакомый, как и новое железо «Ценг», но с одним-единственным возможным смыслом…

…и рука Мураками, поднятая, — рука с «Калашниковым», сорванным с пояса…

…Мой собственный крик, растягивающийся и вторящий его крику, когда я бросаюсь наперерез, безнадежно медленно…

А потом на востоке разорвались тучи и извергли ангельский огонь.

И причал озарился светом и яростью.

И упало небо.

Глава сорок девятая

Я не сразу понял, что это не новый сон. В сцене вокруг чувствовалось то же галлюцинаторное отрешение, как в кошмаре о детстве, который я пережил после шокера, то же отсутствие вменяемости. Я снова лежал на причале питомника Шегешвара, но он был пуст, а мои руки вдруг оказались свободны. Поверх всего плыл легкий туман, а из картинки снова утекли цвета. Грав-сани терпеливо парили на прежнем месте, но по извращенной логике снов теперь на них лежала Вирджиния Видаура, с лицом, бледным по обеим сторонам от огромного синяка. В нескольких метрах от меня вода в Просторе местами необъяснимо горела бледным пламенем. За ним наблюдала сидящая Сильви Осима, сгорбившись на одном из кнехтов, как рипвинг, и не двигаясь с места. Она наверняка слышала, как я с трудом поднимался, но не пошевелилась и не оглянулась.

Дождь наконец прекратился. Воздух пал гарью.

Я нетвердо подошел к краю воды и встал рядом с ней. — Хренов Григорий Исии, — сказала она, так и не глядя на меня.

— Сильви?

И тогда она обернулась, и я увидел, что был прав. Командная голова деКома вернулась. Как она держалась, выражение глаз, голос — все изменилось. Она блекло улыбнулась.

— Это все ты виноват, Микки. Это ты заставил меня задуматься об Исии. Я не могла выкинуть его из головы. А потом вспомнила, кто он, и пришлось спуститься и поискать его. И раскопать дороги, по которым он пришел, по которым пришла она, — Сильви пожала плечами, но не без труда. — Так я открыла путь.

— Я перестал тебя понимать. Так кто этот Григорий Исии?

— Ты правда не помнишь? Урок истории в началке, третий класс? Кратер Алабардоса?

— У меня болит голова, Сильви, и я постоянно прогуливал школу. Давай к делу.

— Григорий Исии был пилотом джеткоптера куэллистов, и в ходе отступления он оказался в Алабардосе. Именно он пытался вывезти Куэлл. Он погиб с ней, когда ударил ангельский огонь.

— Значит…

— Да, — она засмеялась — издала единственный тихий смешок. — Она та, за кого себя выдает.

— Это… — я осекся и оглянулся, пытаясь вместить в голову масштаб события. — Это сделала Макита?

— Нет, я, — она пожала плечами. — Точнее, они, но я их попросила.

— Ты вызвала ангельский огонь? Ты хакнула орбитальник?

По ее лицу пробежала улыбка, но при этом она словно зацепилась за что-то болезненное.

— Ага. Сколько мы болтали крабьего говна, а у меня правда получилось. Кажется чем-то невозможным, да?

Я с силой прижал руку к лицу.

— Сильви, помедленнее. Что случилось с джеткоптером Исии?

— Ничего. В смысле, все, как ты и читал в школе. В него попал ангельский огонь, как и рассказывали в детстве. Все, как в истории, — она больше говорила с собой, чем со мной, все еще глядя в туман, который поднял удар орбитальника, испаривший «Колосажатель» и четыре метра воды под ним. — Но это не то, что мы думали, Микки. Ангельский огонь. Это лучевое оружие, но не только. Это и записывающее устройство. Ангел-летописец. Он уничтожает все, чего касается, но все, чего он касается, оставляет отпечаток и на энергии луча. Каждая молекула, каждая субатомная частичка чуть меняет энергетическое состояние луча, и, когда процесс заканчивается, луч несет точный образ того, что уничтожил. И сохраняет образы. Ничто не забыто.

Я поперхнулся от смеха и недоверия.

— Да ты прикалываешься. Хочешь сказать, Куэллкрист Фальконер провела последние триста лет в гребаной марсианской базе данных?

— Сперва она потерялась, — пробормотала она. — Она так долго скиталась среди крыльев. Она не понимала, что с ней случилось. Не знала, что ее транскрибировали. Какая же она охренительно сильная.

Я попытался это представить — виртуальное существование в системе, построенной инопланетным разумом, — и не смог. По коже побежали мурашки.

— И как она выбралась?