Такая работа

Ратанов, видимо, говорил по другому телефону и не мог сразу снять трубку. Потом тревожный звонок прекратился. Олег быстро загадал: если он успеет дойти до дверей своего кабинета и Ратанов в коридор не выйдет, то все обойдется. Стараясь не спешить, но и не особенно замедляя шаг, он двинулся дальше. В кабинете Дмитриев уже убирал со стола документы.

— Ратанов сейчас звонил: кража на улице Наты Бабушкиной…

«Вот и все, — подумал Рогов про новоселье, — теперь можно не беспокоиться».

Он быстро вытащил из сейфа пистолет и на ходу засовывая его во внутренний карман, как блокнот или бумажник, — одевать кобуру было уже некогда, — выбежал в коридор.

Ратанов запирал свой кабинет.

— Поскорее, — крикнул он.

Они побежали по лестнице. Позади хлопнули дверями еще несколько кабинетов.

Машин в городе было не так уж много — не Москва, тем не менее светофоры неумолимо и педантично настигали их почти через каждый квартал. Эдик виновато чертыхался. Остальные пригнулись к окнам: на месте очевидцы могли назвать приметы преступника и тогда будет важно вспомнить, не попадался ли он им по дороге.

«…Трое одного роста… синий комбинезон… высокий в кепке… студенты…»

Дмитриев запоминал почти автоматически, у молчаливого рыжеватого парня была цепкая зрительная память, о которой в отделении все знали.

Рогову сегодня это давалось с трудом: он невольно думал и о новоселье и поэтому никак не мог сосредоточиться на мелькавшем вдоль панели людском калейдоскопе. Был у него, правда, свой прием для запоминания:

«…Лиса Алиса и кот Базилио»… «Гимнаст Тибул»… «Монтажники-высотники…»

Наконец серая неприметная «победа», готовящаяся в капремонт, пробившись между двумя тяжелыми самосвалами, свернула на улицу Наты Бабушкиной.

— Бон восемнадцатый дом, — сказал Ратанов, берясь за ручку дверцы, — нас встречают.

Эдик резко затормозил у группы людей, стоявших на тротуаре. Ратанов и Егоров сразу вошли в середину маленького кружка, а Рогов и Дмитриев присоединились к любопытствующим, прислушиваясь к разговорам и отыскивая людей, которые могли оказаться полезными.

— Выбрали время, когда никого в квартире не было…

— Я, как чувствовала, пошла за молоком — вернулась… Думаю: зять сходит. А то бы и к нам забрались…

— Когда надо — милицию не найдешь днем с огнем, а когда не надо — и милиционер, и участковый, да еще и мотоцикл…

Ратанов и Егоров молчали. Они привыкли принимать на свой счет все упреки в адрес милиции.

— Небось, режутся там у себя в козла, — громко сказал мужчина пенсионер в лицо Ратанову.

У Ратанова даже желваки заходили под скулами, но он сдержался: тяжелая, оболганная недоброжелателями, любимая работа! Кто же виноват, что ты видна окружающим обычно не более чем на одну двадцатую часть, что еще о девяти двадцатых знают рядовые оперативники, выполняющие отдельные поручения, что всю громадную работу большого коллектива милиции по серьезному преступлению — и уголовного розыска, и следователей, и участковых уполномоченных, и милицейского состава, и ОРУД — ГАИ и других служб — знают от начала до конца лишь считанное число людей!

— Кто видел во дворе посторонних людей? — внезапно спросил Ратанов.

Все замолчали.

В это время подъехала вторая машина с экспертом-криминалистом, следователем и проводником с овчаркой.

— Ну, как? — спросил эксперт у Дмитриева.

Тот качнул головой в сторону.

Они пошли в дом…

Кто однажды видел семью, оставшуюся по вине негодяя без денег, без зимней одежды, без купленного за счет экономии всех членов семьи отреза на платье или костюм, уже три месяца ожидавшего в развороченном теперь шифоньере своей очереди на шитье; кто однажды видел, как, отвернувшись к стене, стоит уже не молодой широкоплечий мужчина, пережидая, пока исчезнет в горле застывший комок, а потом только говорит сдавленно: «Ничего, дело наживное», а маленькая девочка тем временем вырывается из рук соседки, чтобы крикнуть в коридор: «Мама, не плачь, мама, не надо!», тот не может уже никогда спокойно и равнодушно слушать или рассказывать о ворах, о кражах. Он не может не ненавидеть людей, несущих горе труженику; и если он работает в уголовном розыске и помощь людям стала его профессией, он не сможет думать ни о себе, ни о своей семье, пока не найдет преступника…

Карату никак не удавалось взять след, он пробегал метров пятнадцать, кружился на месте, останавливался, и все повторялось сначала. Проводник нервничал.

— Морозов, — крикнул ему Егоров, — не торопись!

Наконец взяв след, Карат миновал то место, где он начинал кружить, и свернул к скверу. Морозов, а за ним Рогов мелькнули между невысокими кустами шиповника. Люди на скамейках повернули головы в их сторону. Егоров и Дмитриев разошлись по соседним подъездам, а остальные занялись осмотром квартиры. Вскоре вернулся Рогов: Карат вывел на шоссе и потерял след.

Ратанов позвонил по телефону Гурееву: никому не отлучаться.