В коридоре к Баркову подошел Ратанов. За время совещания он не произнес ни слова.
— Небольшое изменение: на квартиру Джалилова с Гуреевым поедет другой. Еще раз нужно проверить, не завозились ли в ту ночь товары в новый универмаг в доме одиннадцать. Справку Гуреев мне официальную дал. А ты все-таки съезди — может, ночью завозились или должны были завозиться товары.
— Майя, — спросил Арслан, как только Карамышев ввел ее в комнату, — где моя рубашка белая? Я купил ее, как только освободился.
— Не знаю, Арслан, — сказала она громче и спокойнее, чем требовалось, — просто не представляю…
Она откинула со лба черную, как воронье крыло, прядь волос. Большие удлиненные глаза смотрели удивленно.
— Я давно уже ее не видел. Майя! — Голос у него неожиданно прервался. — Ведь уже месяца три к нам никто не ходит… Скажи, может, ты отдала ее кому-нибудь? Скажи как есть…
— Я не знаю, Арслан. Она лежала в шкафу…
— Скажи… — У него вырвалось грубое ругательство. Карамышев быстро отошел от окна и стал между ними. — Скажи! Ты видишь, что со мною случилось! Говори же! Где рубашка?
Майя подняла голову, смуглое лицо ее чуть покраснело.
— Я продала ее Насте Барыге. Еще зимой. Она скупает по дешевке у пьяненьких, а потом продает. Я хотела тебе сказать…
Джалилов со стоном стиснул руки.
Около одиннадцати часов появился Барков.
— Товары в эту ночь не завозили и не должны были завозить. Оказывается: хоть универмаг еще не открыт, большинство товаров уже на складе.
— Интересно, — сказал Ратанов, — значит, могла быть попытка на кражу. Могли быть воры.
— Могли.
— А Джалилов был вором…
Барков поморщился, покачал головой.
Забежал Олег Рогов.
— Ну и Анастасия Ивановна, она же тетя Настя Барыга!
— Что?
— Ей лет под шестьдесят. Хитрющая-прехитрющая… И все время сушки жует. Ты, говорит, сначала, мил человек, узнай, почему мне пенсию за июнь не принесли, а потом я тебе все расскажу, что спросишь. Хорошо, думаю, пусть будет так. Звонил, звонил в собес — все занято. А она все сидит, сушки грызет. «Знаете, говорю, Анастасия Ивановна, вам придется самой туда сходить». А она мне: «А ты, мил человек, погоди маненько и опять позвони». И снова за сушки.
Ратанов нетерпеливо завозился на стуле.
— Все-таки? Покупала она рубашку у Джалиловой?
— Покупала. Еще зимой.
— Где эта рубашка?
— Продала и очень недавно. На днях. Продала на рынке молодому человеку в сапогах. Интересная деталь: покупатель этот с ней поздоровался. Говорит: «Ты ведь, бабка, из Шувалова? Я тебя знаю». Она действительно родилась в Шувалове, это километрах в тридцати к северу… Сестра ее и сейчас там живет…
— Она знает его?
— Говорит, нет. Может, говорит, вырос он или уезжал куда. Да, и еще он спросил у нее, краденая ли рубашка. Она говорит: нет, брата, говорит, Майки Джалиловой с тупика…
— Странно.
Вошел Карамышев.
— А не могло так быть, что Джалилов своим вопросом натолкнул сестру на нужный ему ответ? А с Настей они могли заранее договориться…
Карамышев, как всегда, пробовал доказательства «на разрыв», с разных сторон. Но Ратанов чувствовал, что сейчас его сомнения напрасны — дать себя обмануть Карамышев не мог.
— Ты будешь разговаривать с Настей? — спросил Ратанов.
— А как же!
— Она здесь.
Карамышев вздохнул.
— Многое решит опознание. А ты знаешь, как я не доверяю опознанию!
В дверь тихо постучали.
— Да! — крикнул Ратанов.
Никто не входил.
Ратанов подошел к двери и отворил ее. На пороге застыл красивый черноглазый паренек лет двадцати двух. Лицо у него было матовое, нежное, а над верхней губой, как у женщины, была родинка. Только руки, как заметил сразу Ратанов, были тяжелые и крепкие. И черная челка падала на лоб не прямо, а чуть приподнималась на виске, как говорят, «корова лизнула».
— Вы ко мне? Заходите, садитесь.
— Я оформляюсь на работу в милицию. Хочу в уголовный розыск. И меня прислали из отдела кадров на беседу.
Он присел на край стула, сложил руки на коленях, видимо, приготовился экзаменоваться.
«Завтра такой вот мальчик придет вместо Андрея, — подумал Ратанов, — такова жизнь».
— Так-так… А сейчас вы где работаете?
— Работал я на заводе, учусь в заочном юридическом институте.
— Почему же именно в уголовный розыск? Как вас зовут?
— Лоев. Валерка.
— Валерий, — поправил Ратанов. — Так почему же именно в розыск?
— Нравится мне уголовный розыск. Слышал я много, читал.
Ратанов вдруг подумал, что в отделение может прийти юноша, который представляет себе их трудную, подчас однообразную работу только блестящей дуэлью умов, интересной и опасной игрой мужественных и хладнокровных людей. Вот дружинники видели эти затянувшиеся дуэли, знали, что хотя, держась за ниточку, можно распутать весь клубок, найти эту ниточку — ох! трудно… Нет, не такого паренька Ратанов хотел видеть вместо Андрея.
Вошел Егоров и молча сел у стола. Потом спросил вполголоса:
— К нам?
— Угу.