Такая долгая жизнь

На «Мариене» погибло несколько сот человек. Погиб черненький учитель из Киева. Его нашли мертвым за заводом. Когда обрушились стены щелей, те, кто был жив, выкарабкались оттуда и побежали. Изгородь из колючей проволоки во многих местах разрушили бомбы.

Неподалеку от завода было небольшое поле, на котором росла рожь. Во ржи и нашли мертвым Степана Степанова. На это поле упало несколько случайных бомб. Убило его, видно, воздушной волной. Никаких ран и даже ссадин на теле не было. Он лежал мертвый, а в руке зажат пучок спелой ржи. Видно, когда падал, схватил, ища опору…

В эту бомбежку погиб и Эдуард Готье.

Когда загудела тревога, он побежал к шоферу-немцу.

— Надо уезжать с завода. (Вэк! Вэк!)

Шофер включил вентилятор газогенераторной установки. Из выхлопной трубы заструился газ. Надо было подождать, пока разгорятся чурки в газогенераторной установке и мотор можно будет завести. Шофер чиркнул спичкой, газ из выхлопной трубы загорелся.

Но уже был отчетливо слышен гул самолетов.

— Отцепи прицеп! — крикнул немец Эдуарду.

Эдуард потянул за рычаг замка, но он не поддавался.

— Назад! — крикнул он шоферу. Но тот, видно, не расслышал. А может, с перепугу дернул, рванул. Прицеп бортом ударил по голове Эдуарда, тот упал под колесо прицепа. Груженый прицеп переехал его…

Все это Володя узнал из рассказов оставшихся в живых на другой день.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Висло-Одерская операция развивалась успешно. Войска входили в прорыв, из глубины подтягивались вторые эшелоны.

По обочинам вместе с войсками на запад двигались освобожденные из гитлеровских лагерей французы, итальянцы, голландцы, бельгийцы, датчане, чехи, поляки.

Навстречу войскам тек ручеек немцев — стариков, женщин, детей. Напуганные выступлениями Геббельса, они покинули свои города и села, пытались уйти от Красной Армии, но не успели — наступление развивалось быстрее. Теперь они возвращались к своим жилищам.

Два этих встречных потока мешали движению войск. Если немцы шли понурые, напуганные и редко кто из них осмеливался подходить к русским, то освобожденные иностранцы буквально преграждали путь нашим войскам: каждому хотелось пожать освободителям руки, обнять.

Многие подходили, чтобы попросить кусок хлеба, какой-нибудь еды, курева. Воины в защитных фуфайках, шинелях, сидящие на танках, на грузовиках, на повозках, делились с заключенными всем, что было в их вещевых мешках.

Солдаты получили махорку, им осточертели легкие трофейные сигареты, и все нещадно дымили.

Гвардейский артиллерийский полк остановился на короткий привал.

Командир полка, молодой красивый подполковник в ладно скроенной длиннополой шинели, вышел из «виллиса», чтобы размять ноги. Его тотчас же обступили освобожденные.

— Франсе! Франсе… — говорили одни, представляясь.

— Итальяно…

— Мы — чехи!..

— Мы — поляцы… Мы можем уж до дому ходжичь?

На лице офицера улыбка. Подполковнику нравится, что к нему, как к представителю высшей власти, здесь обращаются все эти иностранцы.

— Ну-ка, Иван, дай-ка, что у нас есть, Европе… Вишь, худые какие… Изголодались…

Водитель подает подполковнику плитки трофейного шоколада, сигареты, американскую мясную тушенку в банках, хлеб…

— Навались, ребята, кто смелый. Берите…

— Пан офицер, мы можем уж до дому ходжичь? — снова пристает к нему поляк в полосатой куртке.

— Можете ходжичь.

— Або мы не маем папиру…

— Папиру не треба… Скажите, подполковник Кирпота разрешил…

В это время Кирпота увидел остановившийся «виллис», а в нем члена военного совета армии генерал-майора Щаренского.

— Что у вас тут, подполковник, пресс-конференция?

— Похоже, товарищ генерал… Командир 135-го артиллерийского ордена Александра Невского полка гвардии подполковник Кирпота, — представился офицер.

— И что же они хотят от вас? — спросил генерал.

— Да вот спрашивают, можно ли им по домам идти…

— Ну а вы что им отвечаете?

— Говорю, идите… Для того мы Европу освобождаем, чтобы все по домам шли. Верно понимаю настоящий момент, товарищ генерал? — спросил подполковник.

— В принципе верно, — сказал член военного совета и улыбнулся. — Поехали, — обратился он к водителю.

Генеральский «виллис» тронулся с места, быстро набрал скорость. Машину члена военного совета узнавали, давали дорогу.

«И вот в такое время мне приходится покидать свою армию», — с грустью думал Щаренский.

Два дня назад генерал-майор получил приказ в субботу вылететь в Москву. О причинах вызова ничего не говорилось. Можно было только предполагать: за новым назначением… Редко кого из высшего командного состава срывали с места в разгар наступления. Командующий, видно, знал, зачем Щаренского вызвала Москва, но помалкивал. Сказал только:

— Ну, чего ты ворчишь? Зря вызывать не будут.

Командующий пытался отстоять члена военного совета. Сработались они с Михаилом Осиповичем. Хотелось вместе кончить войну, но генерал-лейтенант Шатлыгин, ведающий кадрами в ГлавПУРе, сослался на решение Государственного Комитета Обороны. Тут уж ничего поделать было нельзя…

* * *

В субботу Щаренский был уже в Москве. Прямо с аэродрома он поехал на улицу Фрунзе.