«Партия смело и решительно раскрывала и раскрывает перед всей страной все болезни и язвы нашего хозяйственного и государственного организма. Партия призвала трудящихся к жесткой самокритике для того, чтобы эту самокритику сделать рычагом борьбы за действительное исправление всего аппарата, для действительной, а не бумажной борьбы с бюрократизмом, для массового похода против всех врагов, начиная от кулака и вредителя и кончая элементами разложения в наших собственных рядах».
У Михаила была прекрасная память. Он мог цитировать наизусть целые страницы из партийных документов… Он быстро находил контакт с аудиторией. Когда выступал на комсомольских активах, случалось, от комсомолок к нему поступали записки совсем не деловитого характера. Однажды Ксеня, приводя в порядок его костюм, в кармане обнаружила сразу две такие записки… С тех пор он стал внимательнее: записок в его карманах Ксеня больше на находила.
…Петька видел уже второй сон. Будто идет он по берегу моря не с кем-нибудь, а с Наталкой. Она — в вишневом крепдешиновом платье, он — в отутюженной военно-морской форме. Наконец Петька останавливается и, как всегда, со значением достает свои именные карманные часы, протягивает их Наталке. А та не берет. И так вкрадчиво, волнующе говорит: «Ты поцеловал бы меня лучше!..»
Петька, конечно, сразу обнял ее — и проснулся. Досадно!
Пытался вспомнить, что ему снилось до Наталки. Что-то снилось, а что — не мог вспомнить.
С Наталкой у него сложились сладко-тревожные и болезненно-невыясненные отношения. В первый раз он увидел ее на пляже. Он только демобилизовался, на работу еще не устроился, послушался совета матери: «Погуляй, сынок. Наработаешься еще за долгую жизнь». И Петька гулял уже вторую неделю: побывал у всех ребят, с кем дружил до службы, вечерами ходил в кино, в городской парк культуры на танцы. Был даже в мюзик-холле с Лизкой — соседкой по улице.
После представления Петька предложил Лизке:
— Прогуляемся?
— Петя! Пусто кругом, страшно. А рядом — Черный мост. Ты знаешь, какие там живут бандиты? — Лизка прижалась к нему.
— Видали мы и не таких бандитов, — сказал Петька храбрясь.
Домой пришли уже за полночь. У калитки Лизку встречала мать с хворостиной в руке.
— Ты где шлялась? — накинулась она на дочь.
— Мам! Если только тронете… Если только тронете… — слезливо заговорила Лизка.
— Тетя! Как вам не стыдно, — вступился за девушку Петька.
— А ты молчи! Тоже мне, матрос с разбитого корабля!.. — обрезала Лизкина мать.
— Зачем вы так, мама?..
Петька еще несколько раз встречался с Лизкой. Только останутся они вдвоем, возьмет ее за руку — а она уже и млеет… Надоело… А вот с Наталкой… С Наталкой все было по-другому. На пляже она была не одна, а с подругами. Лузгали семечки.
— Не поделитесь, девчата, с отставным военным моряком? — крикнул им Петька.
— В каком чине в отставку вышли? — спросила Наталка.
— В адмиральском, конечно, — не моргнув глазом ответил Петька.
Девчонки засмеялись. Начало было положено.
Петька взял шкары, как он называл флотские брюки, бескозырку, полуботинки, спросил с улыбочкой:
— Разрешите причалить к вашему берегу?
Вечером Петька договорился встретиться с Наталкой на танцах. После пляжа он едва успел снова отгладить шкары, довел до зеркального глянца полуботинки и побежал на трамвай.
Наталка была уже на танцплощадке, а с ней еще одна девчонка. Тусклая какая-то, бесцветная. И еще четверо ребят. На эту, на тусклую, никто никакого внимания, а Наталку все наперебой приглашали танцевать. Дошла очередь и до Петьки.
— Так-то вы, значит? Сами пообещали, а что ж получается?..
— Что я обещала? — невозмутимо возразила Наталка.
— Кто эти четверо? — стараясь быть деликатным, спросил Петька.
— Я пригласила их для своей подруги, — невинно заявила Наталка.
— Четверых! Для вот этой… — сказал Петька, чуть набычась.
— Разве я знала, что они все придут?
— Понятно, — кисло сказал Петька.
Но случилось так, что через неделю вечером они с Наталкой долго гуляли по набережной, слушали, как шелестят волны.
Потом медленно поднялись по Каменной лестнице.
— Давай посидим… — вдруг предложила Наталка.
Они сели на скамейку в затененной нише, подальше от фонаря.
Наталка сидела рядом, тихая, присмиревшая.
Петька поцеловал ее. И она ему ответила…
«Буревестник» тяжело шел по волне. Неуклюже зарывался носом в воду. Иногда корма его оголялась, и винт вхолостую начинал бешено вращаться. Тут надо было быть начеку, не упустить момента, тотчас сбросить обороты, чтобы двигатель не пошел вразнос.