Такая, блин, вечная молодость

   – Случилось страшное. Не знаешь, где можно раздобыть сто тысяч долларов? Нужны позарез.

   – Зачем тебе?

   Я рассказала про похищение, требование выкупа и сломанную руку.

   – Бред какой-то! – отреагировала подруга. – Слушай, а может, у нынешней молодежи такие шуточки? Может, это модный прикол, а мы, старые клячи, не в курсе?

   – Да не похоже на розыгрыш. Уж очень этот мужчина убедителен. А ты слышала крик?

   Она передернула плечами.

   – Да, просто жуткий.

   – Надо где-то достать деньги, – медленно сказала я.

   – Не понимаю, чего это ты так о ней беспокоишься, – ревниво заметила Зойка. – Разве она твоя лучшая подруга?

   – Да нет, мы просто коллеги. Наверное, это у меня чувство вины.

   – Ага, – оживилась Зоя, – значит, ты и вправду взяла ее деньги?

   – Да не брала я никаких денег! В том-то и дело. Это такое чувство вины, когда ты ничего плохого не делала, но все окружающие убеждены в обратном и навязывают тебе чувство вины. Понимаешь?

   – Нет, не понимаю.

   На меня неожиданно нахлынули детские воспоминания. Однажды, когда мне было лет пять, я пришла в гости к подружке. Мы с ней беззаботно играли до тех пор, пока ее бабушка не сообщила, что со стола на кухне исчезли двадцать копеек. Она, мол, пришла из магазина и сдачу – бумажный рубль и монету в двадцать копеек – положила на стол. Рубль на месте, а монета пропала. И как раз пять минут назад я заходила на кухню попить воды...

   В то время на двадцать копеек можно было купить пломбир в вафельном стаканчике или, если добавить еще две копейки, пирожное «корзиночку». Они обе – подружка и ее бабушка – уставились на меня, ожидая, что я признаюсь. Я не признавалась, а только лепетала, что даже не подходила к столу и не видела, что там лежит. Бабка добрых полчаса увещевала отдать монету, обещая, что мне ничего за это не будет. Я стояла на своем: денег не брала.

   Сейчас-то я понимаю, что подружка сама стащила у бабки денежку или, может, бабка была в маразме, но то ощущение полнейшего бессилия что-либо доказать я помню до сих пор. Естественно, таких слов, как «презумпция невиновности», я тогда не знала.

   Зойка решительно тряхнула головой.

   – Ерунда, забудь. Там было двадцать копеек, а тут сто тысяч долларов. Какое еще чувство вины?

   Я молчала, и она раздраженно продолжила:

   – Ну ладно, допустим, эту Свету похитили и даже руку сломали. Но ты-то тут при чем? С какой это радости тебе за нее выкуп платить? У нее что, родственников нет? Муж, родители? Должна же быть родня!

   Ох, ну и дура же я! Ну конечно – родственники! Мужа у Светы точно нет, а вот про родителей она как-то раз обмолвилась. Сказала, что ее отец – генерал, а мать – доцент в техническом вузе, преподает сопротивление материалов или что-то в этом роде. Надо им все рассказать, пусть спасают свою дочь!

   Странно только, почему Света позвонила мне, а не родителям? Возможно, от шока она забыла домашний телефон, а мой номер нашелся в записной книжке. Мы однажды обменялись с ней номерами домашних телефонов, вернее, это я дала ей свой. Да, вероятно, так оно и было. Ведь не каждый же день человека похищают с целью выкупа, есть от чего потерять голову.

   На следующее утро я первым делом узнала адрес Светы. Позвонила в наш отдел кадров и сообщила:

   – Рзаева второй день отсутствует на рабочем месте, по телефону не отвечает.

   – А вдруг это прогул? – всполошилась менеджер по персоналу Юля.

   – А вдруг больничный? Дайте мне ее адрес, я съезжу и все узнаю.

   – Люся, ты ангел! – услышала я сквозь шорох бумаг. – Вот адрес: улица Рабочая, дом семнадцать, квартира четыре.

   Я полезла в карту Москвы, чтобы узнать, где это находится, и обнаружила, что практически в центре. Впрочем, если папа – генерал, то ничего удивительного.

Дом номер 17 оказался дряхлой пятиэтажкой, со всех сторон окруженной элитными новостройками, как бледная поганка – боровиками. Я сверилась с листком – все правильно, я пришла по адресу. Наверное, в скором будущем «хрущевку» снесут, но сейчас жизнь в ней бурлила. Старушки точили лясы на лавочке у подъезда, мамаши с детьми сгруппировались около песочницы.

   Четвертая квартира располагалась на первом этаже. Дверь была железная, но простенькая и довольно старая. Я нажала на кнопку звонка. Никакой реакции. Я нажала опять. Прошло минуты две, и я уже собралась уходить, как дверь с диким скрипом открылась. На пороге стояла очень полная женщина, вид у нее был заспанный.

   – Ой, простите, я вас, кажется, разбудила...

   Я сама, бывает, в одиннадцать часов утра еще сплю сном младенца. Эта дама, видимо, такая же «сова», как и я.

   – Чего вам? – равнодушно поинтересовалась женщина.

   – Я ищу Светлану Рзаеву, мы с ней вместе работаем. Она здесь живет?

   – Нет, она уже давно здесь не живет.

   – А где я могу ее найти?

   – Не знаю, – бесцветно ответила дама, явно намереваясь закрыть дверь.

   Я ухватилась за дверную ручку:

   – Подождите! Мне нужно найти Светиных родителей! Это очень важно!

   – Ну я ее мать, а в чем дело?

   – Ой, – обрадовалась я, – вы-то мне как раз и нужны! Только, знаете, это разговор не для посторонних ушей. Можно войти?

   Женщина нехотя впустила меня внутрь.