— Я буду допрашивать их всех беспрерывно по двадцать четыре часа в сутки, и это будет продолжаться до тех пор, пока не обнаружится убийца.
— А если не обнаружится? — подсказал осторожный Бобров. — Тогда вам не сносить головы.
— Я все равно его найду!
Было заметно, что Мартынов закусил удила и уже не остановится.
— Вы никому конкретно не можете предъявить обвинение, — попытался охладить его Бобров. — И потому никого не можете арестовать. Как бывший бухгалтер, он тщательно все просчитал. Мартынов смотрел в окно и молчал. По нему было видно, что он ужасно злится — то ли, его
— Есть только один способ, — сказал я.
Бобров и Мартынов одновременно обернулись ко мне.
— Не раскрывайте меня. Пусть я останусь все тем же Женей Колодиным; провинциалом из Вологды, которого Самсонов взял в свою передачу на роль «придурка». Вы спокойно делаете свое дело, проводите следственные действия, вызываете людей на допросы. А я буду как все. Каким был и раньше.
— Он прав по-моему, — сказал Бобров. — Лазутчиком был, лазутчиком пусть и остается. По самсоновскому делу он накопал много интересного, и ничего не удалось бы разузнать, если бы он не видел ситуацию изнутри. Почему бы теперь не использовать тот же самый ход?
— Но при этом всех придется отпустить, — подсказал я.
Мартынов дернулся, но промолчал.
— Иначе ничего не получится, — настаивал я. — В камере не очень-то побеседуешь, да мы к тому же изолированы друг от друга.
— Можно подумать, что на свободе все не расползутся по своим норам, — буркнул Мартынов.
— На работе-то мы будем собираться.
— Какая работа? Самсонов мертв. Передача закроется, это уж наверняка.
Я усмехнулся с превосходством человека, мало-мальски постигшего секреты телевизионной кухни.
— Да вы что! — сказал я. — Кто же позволит этой передаче закрыться? Это огромные деньги! Это миллионы телезрителей! Это рейтинги!
Мартынов с сомнением посмотрел на меня.
— Алекперов найдет нового ведущего, — убежденно сказал я. — Вот увидите! «Шоу должно продолжаться». Слыхали такое?
— Он говорит дельные вещи, — оценил мои умственные способности Бобров и посмотрел На меня так, словно раньше имел другое представление о моем IQ. — Почему бы не попробовать? (Ай-кью — уровеньинтеллекта
Мартынов взвесил все «за» и «против».
— Хорошо, — согласился он после долгой паузы. — Попробуем.
По его распоряжению мне принесли протоколы допросов всех участников несчастной вечеринки. Протоколы я читал долго и вдумчиво, но ничего для себя лично не прояснил, кроме одного — в какой-то отрезок времени, непосредственно перед убийством, наш невеликий коллектив распался и каждый, хотя бы ненадолго, был предоставлен самому себе.
— Ты поосторожнее, — попросил Мартынов. — Не покажи никому из своих, что знаешь о содержании этих протоколов.
Я кивнул. И сам понимал, что проявить осведомленность — значит раскрыть себя.
— Я выпущу всех, — сказал Мартынов.
— Никого конкретно не подозреваете? — на всякий случай уточнил я.
— Конкретно — нет. Значит — все на подозрении.
— И я под колпаком?
Больше всего мне понравилось в нем то, что он не стал юлить. Посмотрел мне прямо в глаза и ответил:
— И ты.
— Почему?
— Потому что и у тебя был повод.
Я даже не успел уточнить, что он имеет в виду, он сам сказал:
— Светлана.
Муж-рогоносец мне мог помешать, так это расшифровывалось. Лично для меня это представлялось не очень правдоподобным, поскольку я-то знал, что не убивал. А Мартынов просто обязан был и меня подозревать. Или он таким способом пытался добиться, чтобы я активнее искал убийцу? Найденный убийца — это как прощение всем нам, в том числе и мне. Я заглянул Мартынову в глаза. Но ничего не прочел в его взгляде.
Глава 28
Вся четверка стояла у входа, когда я вышел из здания. Хуже всех выглядела Светлана. Она будто постарела сразу лёт на двадцать. Густая сетка морщин и темные круги под глазами. Вдова. Мне стало ее так жалко, что я чуть не обнял ее при всех.
— Ну что? — сказал Загорский.
Ответ на это хотели знать все.
Я понял: Самсонов был человеком, который их всех объединял — таких непохожих и разных. Теперь команда рассыпалась. Каждый за себя. Но это чувство еще слишком непривычно и даже пугающе — и велик соблазн оставаться вместе как можно дольше.
— Может, посидим где-нибудь в кафе? — предложил, Кожемякин, — Помянем Самсонова.
— Еще чего! — дернул плечом Демин. — Меня всю ночь допрашивали, я с ног валюсь.
Кожемякин посмотрел на него с нескрываемой неприязнью, но Демин сделал вид, что не заметил этого. Или заметил, но ему сейчас все равно. Я прекрасно его понимал. Это была очень нехорошая ночь. Страшная ночь.
— Я — домой, — объявил Загорский.
— И я — подключился Демин.