Так умирают короли

– Здесь, – сказал Горяев.

Мы вышли из фургона. Гревшийся на солнце кот поднял голову и посмотрел на нас подозрительно. По тротуару, стуча каблучками, прошла девушка. И снова стало тихо и пустынно. Мы да неизвестно чей кот, гревшийся на солнышке, – больше никого.

– Я присмотрел это место для съемок следующего сюжета, – объявил Горяев. – Мы предполагаем несколько сместить акцент нашей программы.

«Мы» – это не он с нами. «Мы» – это он и Алекперов. Они уже назвали эту программу своей. Я увидел, как недобро усмехнулся Демин. Он явно был нетрезв. Человек выпивает с утра, когда у него серьезные проблемы. О деминских проблемах я догадывался.

– Наш первый сюжет будет в русле обновленной концепции, – сказал Горяев.

Я с удовольствием врезал бы ему между глаз. И за эту идиотскую фразу, и за то, что он посмел назвать самсоновскую передачу «нашей».

– Давайте снимем несколько сюжетов анекдотичного плана. Этакие безобидные детские шутки. Помните, чем в детстве забавлялись? Привязывали дверь веревкой, звонили в квартиру и убегали.

Горяев засмеялся, вспоминая забавы своего детства.

– Да, – деревянным голосом сказал Демин. – Смешно.

Горяев подозрительно посмотрел на него, но пока не понял, как следует себя вести, и потому продолжил, лишь немного поубавив энтузиазма в голосе:

– Или звонки по телефону. Помните? «Алло, это зоопарк? Говорит лошадь». Люди, конечно, возмущаются, бросают трубку. А мы еще раз набираем тот же номер. «Это опять лошадь. Что же вы трубку кладете? Мне тяжело крутить диск копытом». Гы-гы-гы.

Было видно, что собственные задумки его здорово веселят. Я никогда не видел передач, которые он снимал прежде. Судя по всему, это было незабываемое зрелище. Стоявшая рядом Светлана украдкой вздохнула. Значит, мы с ней мыслим одинаково.

– Или кошелек на веревочке, – развивал свою мысль Горяев. – Этот сюжет я и предлагаю снимать первым, прямо вот здесь, – и махнул рукой вдоль переулка. – Кладем кошелек на тротуар, прячемся. Идет прохожий, видит кошелек, вокруг – никого. Наклоняется, а мы – дерг за веревочку!

Он счастливо засмеялся.

– Как в детстве! Или можем просто отснять, как человек сначала оглядывается по сторонам – не видит ли кто? – потом быстро наклоняется, хватает свою находку, открывает – а там ничего.

– Ну почему же ничего? – нехорошим голосом осведомился Демин. – Мы намного смешнее делали.

Я понял, что что-то сейчас произойдет.

– Человек открывает кошелек и влазит натурально в кал.

– В какой кал? – растерялся Горяев.

Вот этот вопрос он задал совершенно напрасно.

– Мальчишеский, – с полной серьезностью пояснил Демин. – У девчонок вечно не допросишься. Хихикают и дураками обзывают. Так что приходилось пользоваться собственными экскрементами.

Я увидел, что у Горяева лицо пошло пятнами. Но это было еще не все.

– Ты кем видишь себя в нашей компании? – осведомился Демин, злобно щурясь. – Ты кого здесь надумал учить? Ты серьезно думаешь, что мы стали бы снимать вот эту твою ахинею?

Так рушатся карьеры. Еще пять минут назад Горяев мог считать себя нашим шефом – хотя бы номинальным. Но после такой оплеухи ему лучше было бы сдать дела. Униженный публично не может оставаться на руководящем посту. Он, кажется, и сам это понял. И предпринял отчаянную попытку спасти положение.

– Тот, кто не привык работать в коллективе, подчиняясь общему для всех плану, и по всякому вопросу имеет собственное мнение, – тот, безусловно, будет уволен.

Прямая угроза. Но голос дрожал. Даже пьяный Демин это уловил – и засмеялся.

– Ты думал, я с тобой работать собирался? – осведомился он с издевательским оскалом. – Я ухожу. Прощай, Не надо слез.

Он подступился к Горяеву и несильно толкнул того своим кругленьким животиком. Горяев потерял равновесие и едва не упал. Со стороны все смотрелось очень комично. Демин пьяно подмигнул нам на прощание и пошел по переулку неспешной походкой довольного собой человека.

На Горяева нельзя было смотреть без слез. Внезапно наступивший крах каждый переживает по-своему. Но всегда это зрелище не для слабонервных. Его никто не попытался утешить – ни я, ни Светлана, ни Кожемякин. И он, если у него оставались хоть какие-то крохи ума, не мог не понять, что означает наше недоброжелательное молчание. Его карьера в этой программе закончилась, не успев начаться. Он топтался, явно не зная, уйти ему или остаться, и выглядел крайне нелепо.

Светлана развернулась и пошла к фургону. Кожемякин последовал за ней. Пока я оставался рядом с Горяевым, он как будто был еще с нами. Но когда я развернусь и уйду, это будет полный разрыв. Я чувствовал себя неловко и никак не решался сделать первый шаг в сторону.

– Наверное, сегодня не самый лучший день для начала работы, – определил Горяев.

Он оказался чертовски проницательным парнем. Я вежливо кивнул, подтверждая, что он не ошибается.

– Алекперов предупреждал меня, что возможны любые неожиданности…

– Давно?

– Что – давно? – не понял Горяев.

– Давно Алекперов предложил вам прийти в нашу программу?

– Месяца три назад состоялся первый разговор. А что?