Так умирают короли

Какая-то тень пробежала по его лицу. Все-таки что-то там было у них с Алекперовым, безусловно. Просто он не хотел посвящать нас в подробности.

Загорский придвинул ко мне блюдо с тонко порезанной осетриной. Он явно взял надо мной шефство. Я благодарно ему кивнул.

– Что следующее снимаем? – вернулась к текущим заботам Светлана.

Самсонов пожал плечами.

– Пока точно не знаю. Есть задумки, но надо бы повременить.

– Почему? – осведомился мрачный Демин.

– Я люблю, чтобы во мне все утряслось, мой план принял законченный вид.

– В ближайшую неделю не будет съемок? – уточнил Загорский.

– Нет.

– Значит, я могу лететь в Германию?

– Нет, – все так же спокойно ответил Самсонов и посмотрел на собеседника внимательным и чуточку насмешливым взглядом, словно проверяя, как тот в эту минуту себя чувствует.

Загорский, судя по затянувшейся паузе, чувствовал себя не очень, хотя по причине врожденного благородства он никак это не проявил.

– Съемок нет, но работа остается работой, – пояснил Самсонов.

Только теперь я понял, как прав был Константин Евгеньевич, говоря о взаимной неприязни этих двух людей. Сейчас я видел, что Самсонов действительно недолюбливает Загорского, хотя мне была неведома причина такого отношения. Была в словах Самсонова какая-то тонкая издевка, которую, возможно, не уловил Леха Кожемякин, но остальные, безусловно, все прекрасно поняли. Я видел, как едва заметно подрагивала вилка в руке Загорского, и мне было искренне его жаль.

– И чего людей тянет по заграницам? – нарушил неприятную тишину бесхитростный Кожемякин.

И снова вилка в руке Загорского дрогнула, но он сдержал себя. Самсонов усмехнулся каким-то своим мыслям, поднялся и ушел наверх, никому ничего не объясняя. Тишина, повисшая над столом, действовала на меня угнетающе. Я поднялся и вышел на кухню, якобы за солью, но мне просто хотелось побыть одному. Мое одиночество не продлилось долго, потому что появился Загорский. Он был спокоен, но немного бледен.

– Это действительно так важно? – сочувствующе поинтересовался я.

– Что важно, Женя?

– Ваша поездка в Германию.

– В общем, да. – Он печально улыбнулся.

– Но почему Самсонов так неуступчив?

Загорский остановился прямо передо мной и долго меня рассматривал.

– Потому что у него такой характер, – пояснил он после бесконечно долгой паузы. – Он по натуре человек злой.

Я не мог принять это утверждение как аксиому и хотел было возразить, но Загорский не дал мне этого сделать.

– Злой, злой, – с печальной уверенностью в голосе подтвердил он. – Он обо всех нас много чего знает и поэтому наблюдает за нами с насмешливым, но холодным интересом.

Вот тут я с ним был согласен. И сам не раз замечал этот изучающий взгляд Самсонова.

– Взять хотя бы твои отношения со Светланой…

– А что такое? – ощетинился я.

– Даже то, что Самсонов демонстративно делает вид, что это его не касается, кажется мне унизительным. Он поднялся над всеми нами…

– Нет уж, давайте закончим со мной и Светланой, – прервал я его.

– А что – есть проблемы?

– Ну конечно. При чем тут Самсонов? Какое он отношение имеет ко мне и Светлане?

Загорский посмотрел на меня долгим взглядом и сказал:

– Надеюсь, ты знаешь о том, что Светлана – жена Самсонова?

Вас когда-нибудь били по голове? Сильно, чтоб искры из глаз? Вот примерно так со мной и было. Я захлебнулся воздухом и забыл, что значит дышать. Весь мир для меня сфокусировался во взгляде Загорского. Альфред смотрел на меня с состраданием и раскаянием.

– Прости, – донесся до меня его едва слышный голос. – Я сказал лишнее, кажется.

Большего потрясения в своей жизни я не испытывал. Будь я женщиной – хлопнулся бы в обморок.

– Они не живут сейчас вместе, – попытался вернуть меня к жизни Загорский. – Так что их брак – чисто формальный. – Он протянул руку и осторожно погладил меня по щеке. – Не надо переживать, Женя. И прости меня, пожалуйста.

Его лицо я видел сейчас близко-близко.

– Это жизнь, – прошептал Загорский. – А жизнь – она разная.

У него было горячее дыхание. И такие же горячие губы. Он осторожно целовал меня, придерживая мою голову своими сладковато пахнущими ладонями, и я даже не сразу сообразил, что происходит. А когда очнулся, меня почему-то обуял такой ужас, что я рванулся и с силой оттолкнул Загорского от себя. Он сделал два неверных шага, но удержался на ногах.

– Женя! – прошептал он. – Ну что ты, мальчик?

У него горели глаза, и ворот дорогой рубашки был распахнут.

– Не подходите! – пробормотал я, глядя на него с ужасом и отвращением.

– Браво! – раздался голос Самсонова.

Он стоял в дверях и дурашливо хлопал в ладоши. Мне стало нестерпимо стыдно. И Загорский, как я видел, тоже поник.

– Ты уже взрослый, – сказал мне Самсонов. – Доказал это. А я все думал – сумеешь ли сделать выбор.

Он сделал небрежный жест рукой.

– Выйди! – Это мне. – Я хочу поговорить с Альфредом.

Я вышел из кухни и плотно прикрыл за собой дверь. Но тут же услышал звук пощечины. Я еще пару секунд сомневался – надо ли возвращаться, потом решился и приоткрыл дверь.