Так произошло

Поэтому большая часть поданных Джонатану отчетов представляли из себя рутинную информацию — в конце концов, учитывая занятость Джонатана, большая часть работы академии была передана в ведомство его заместителей, а потому Джонатан разобрался с накопившимися проблемами меньше чем за два часа, прежде чем скользнуть взглядом к часам в своем кабинете, что отсчитывали второй час дня. Празднование по поводу самого дня рождения Джонатана же было назначено на пять часов, в узком кругу личного присутствия его друзей и семьи, с целью недопущения превращения мероприятия в «официальное.» По причине того, что Джонатан не желал отказываться от капли еще оставшейся у него личной жизни, недоступной для наблюдения сторонним людям — и… По прагматическим причинам.

Творя магию не позволяй другим видеть ее. Даже если ты абсолютно уверен в том, что никто не поймет твоего замысла.

Поэтому, просидев после окончания своих работ еще пару минут в своем офисе, Джонатан в конце концов пришел к выводу, что ему не стоило морить себя голодом и принял решение воспользоваться своим правом на обеденный перерыв — в конце концов, время выглядело достаточно подходящим для этого. А потому, поднявшись с места, Джонатан направился на первый этаж корпуса академии, и, после недолгих размышлений, решил воспользоваться упомянутой чуть ранее перед лицом будущих студентов столовой академии — в конце концов, выбор в той был действительно неплохим, а посещение ресторана высокой кухни в любом случае ожидало его ближе к вечеру.

Спустившись вниз спустя несколько секунд, Джонатан смог на секунду остановиться, оглядывая длинный коридор академии, ведущий из общежития студентов к учебным аудиториям, после чего приглядеться к стоящему за окном небольшому ухоженному парку — ничего особенного, но общая картина того выглядела достаточно приятно.

Когда-то, когда Джонатан был младше — лет, быть может, в двадцать — он совершенно не понимал смысла парков — что интересного было в том, чтобы двигаться по проторенным дорожкам среди обрезанной растительности? Однако сейчас, став старше, он периодически выкрадывал время для того, чтобы пройтись по ухоженным дорожкам, погружаясь в свои мысли и позволяя взгляду скользить среди ухоженной картины прирученной растительности и вдыхать свежий воздух…

«А что, уже старею?» — Джонатан не мог не усмехнуться от этой мысли, развернувшись прочь к кафетерию и направившись к той неспешным шагом.

Джонатан не был старым человеком — говоря объективно, а не только про восприятие его студентами, поступившими в его Академию. Ему было несколько больше тридцати лет, но это явно был не тот возраст, который можно было назвать старым — и вместе с тем, возраст который уже нельзя было назвать молодым. Не только школьники и прохожие дети теперь могли звать его «дядя», но даже поступающие в академию студенты, даже некоторые свежевыпустившиеся охотники относились к нему, как к «старшему» человеку. Джонатан уже не успевал следить за новыми веяниями моды, позволяя Синдер и Нио сообщать ему о том, что галстуки в очередной раз стали дурным вкусом, а ремни вновь вернулись в моду, и частенько пропускал мимо ушей шутки и новые темы, возникающие в разговорах студентов. Можно было сказать, конечно, что в этом случае важнее было то, что Джонатан был постоянно завален работой и потому редко мог найти время для того, чтобы посвятить его развлечениям или просмотру фильмов — это даже было бы правдой. Но лишь частичной правдой.

Джонатан был далек от того, чтобы сказать, что «мир изменяется быстрее, чем я» — он считал себя вполне современным человеком — даже слушая про новые модели свитков он мог вполне уверенно объяснить, на что влиял тот или иной показатель — но он уже давно не был «в тренде.» Не следил за самыми горячими новостями, не узнавал у скандалах эпатажных звезд шоу-бизнеса, и даже об очередных технических новинках узнавал чаще из отчетов своих заместителей, чем в результате очередных объявлений или выступлений.

Джонатан не хотел говорить о том, что он постарел — по крайней мере, не используя это слово… Но Джонатан вырос.

Иногда так хочется сказать, говоря о студентах, «дети.»

В двадцать, двадцать пять лет — Джонатан воспринимал студентов как своих ровесников — быть может, менее опытных и более юных, но в конце концов тех, кто был вполне сравним с ним. Сейчас Джонатану было уже больше тридцати лет и не один раз ему пришлось прикусить свой язык, когда он чуть было не назвал поступающих в Академию новичков «детьми.» Не в плохом смысле, не принижая те знания, что они уже накопили и навыки, которым они овладели, сколько непроизвольно, будто бы его разум сам легко достраивал логическую цепочку, одна за другой…