Джонатан считал, что Озпин желал ему показать его печальный путь от спасителя и героя к диктатору и политику, но в данном случае он путал побочный эффект с основным. Основным эффектом, что был необходим Озпину было уничтожение Салем.
Озпину было при этом совершенно все равно, попытается ли Джонатан при этом изменить условия контракта с Менажери или вернется к уничтожению того сразу после уничтожения Салем.
То, что волновало Озпина в данном случае было лишь вопросом его чрезмерной увлеченности политическими дрязгами взамен борьбы с его извечным врагом, а вовсе не манера самих политических дрязг. Однако, пусть и подобным путем, Джонатан отвлекся от игр в политической песочнице Ремнанта и тот мог отступить от своего изначального плана провокации… Или устранения Джонатана.
План Озпина, как происходило обычно, сработал — опираясь на желания самой Салем и на работу Аифала, в этот раз, как и следовало ожидать от никогда не хранившего верность никому, кроме себя самого, решил поддержать уничтожение его госпожи. Сбор и анализ информации, легенд и сказок, что требовались Джонатану, и которым в немалой очереди помог сам Озпин, завершился и…
И Озпин, впервые за долгое время, ощутил что-то от приближающейся смерти человека — ведь, несмотря на все произошедшие манипуляции — Салем все еще оставалась человеком.
Нет, не сожаление — какое сожаление могло все еще оставаться в его душе относительно смертей, тем более смерти своей извечной противницы? Когда-то, так много лет назад, что говорить об этом в данный момент было совершенно бессмысленно, Озпин относился к Салем иначе — любил, ценил, даже завел детей…
А потом она убила его детей и решила уничтожить человечество. Весьма успешно при этом.
Конечно же в нем не было сожаления от гибели Салем, точно также как и не было сомнения в необходимости подобного события — вся жизнь, бесконечно долгое существование Озпина было посвящено уничтожению Салем. Однако…
Однако именно так, вся жизнь, все бесконечно долгое существование Озпина было посвящено уничтожению Салем.
Тысячи лет существование Озпина описывалось существованием Салем, через призму вечной борьбы с ней. Сражаясь открыто или плетя интриги, выигрывая или проигрывая, бросаясь с головой в этот омут и погружаясь в депрессию, забывая о своем сражении — все существование Озпина можно было рассмотреть через призму сражения с Салем. Неизменная война, незыблемая противница, бесконечный бой…
И вот, кажется, финал столь затянувшейся долгой пьесы должен был наступить.
Задумывался ли Озпин когда-то об этом дне, о дне, когда с Салем будет покончено и на их вечной войне будет поставлен крест? Безусловно, он размышлял об этом.
Когда-то давно, многие перерождения и жизни назад, когда Озпин был куда более наивен и горяч, но вместе с тем полнился куда большим числом несбыточных надежд и мечтаний, Озпин размышлял об этом дне, дне окончательной победы… В разных вариантах.
Он представлял себя победителем, ведущим Салем на эшафот, готовясь сжечь ее в пламени — сколько раз спасала его эта фантазия тогда, когда он был вынужден оберегать последние остатки населения Ремнанта, согреваясь кровью распоротых в отчаянном побеге ладоней и мыслями об ужасающей мести. Представлял ее убитой тайно, издохшей в самом темном углу Ремнанта после победы. В какие-то моменты особой душевной боли представлял, как будет выглядеть мир, в котором ее не существовало вовсе — как будет прекрасен мир, избавленный от Салем и гримм, превращенные в диких зверей, истребленные Ремнантом…
Конечно же его голову посещали и другие мысли — мысли о ее победе, сковывающие цепями его душу в моменты его наивысшего отчаяния, и о своей последней жизни — как бы он желал провести свои последние дни в этом мире, как он представлял себе свою собственную смерть, столь близкую и знакомую, и вместе с тем столь бесконечно далекую от него…
Но все это было праздными — насколько это слово вообще можно было применить к Озпину — размышлениями. Отвлеченными мыслями, на которые в скором времени Озпину перестало хватать времени и сил, погруженный в свои вечные дела и проблемы.
Озпин, наверное, уже сотни лет не задумывался всерьез о том, как могла выглядеть его победа над Салем, его извечным врагом. Сама Салем была неизменна в его взгляде подобно корням земли — бесконечный танец двух старых противников продолжался и продолжался, без конца…
И вот, Озпин оказался, впервые за бесчисленные прошедшие года, близок к окончанию сражения, близок к гибели Салем. Даже если столетия вытравили из его души практически все, что только можно было назвать человеческим — он не мог не испытывать ничего, приближаясь к столь монументальному событию.
Что до обитателей Ремнанта — никто из них не знал о существовании Салем, как не знали их родители, до них не знали их родители, и как не знали поколения их предков. Поколения, народы выросли не зная ничего о Салем — по решению самого Озпина, скрывшего эту информацию от них. Защищая людей, уберегая их от тлетворного влияния его извечного врага, и вместе с тем — продолжая бесконечную борьбу в тенях…