Например, когда он становился неосязаемым — он становился неосязаемым для всего, включая оружие и свою одежду — и только очень плотные объекты могли сопротивляться этому, такие как земля под ногами или стены домов. К тому же ему приходилось отказаться от ауры — что было маловажно в том случае, если Маркус мог просто пропустить удар через себя… Эвелин могла частично материализовать части своего тела, например, и даже продолжать использовать свою ауру в подобном состоянии — что подходило куда лучше для супер-козыря — но от гримм это ее не спасло…
Или невидимость — в оригинале тот охотник умел делать невидимым и свою одежду и оружие, пока то находилось в непосредственном контакте с ним — но Маркус мог сделать невидимым только свое тело…
Ну и, конечно же, левитация — изначально Маркус Младший практически не тратил ауру на левитацию и был в воздухе столь же мобилен, сколь и на земле — в то время как у Маркуса Старшего в лучшем случае выходил неловкий полет со скоростью бегущего гражданского, к тому же просаживающий запас его сил также, как и все остальные Проявления — но и этого было достаточно для Маркуса.
Фактически, Маркус, воспользовавшись своими проявлениями был достаточно близок к тому, чтобы стать идеальным разведчиком — невидимый, неосязаемый летающий охотник, способный спокойно заглянуть за любую дверь, обнаружить все тайные склады и проходы, пройти через любую охрану — почти любую, инфракрасные датчики или датчики шума, например, все еще могли его засечь — и отпустить со всей необходимой ему информацией.
Фактически, он мог оказаться в любой закрытой комнате с человеком, после чего, материализовавшись, свернуть ему шею и исчезнуть вновь, не оставляя следов — кроме, собственно, трупа.
Именно поэтому Маркус Блэк и считался лучшим в деле убийств.
И потому, взобравшись на высокое здание Маркус сконцентрировался, после чего быстрыми прыжками, используя левитацию только для того, чтобы заглушить звуки своего взлета и приземления, тот бросился к месту, где прямо сейчас находилась его цель — Джонатан Гудман.
Нет, конечно же он не планировал убивать того прямо сейчас — если он хотел не только пристрелить Джонатана, но и выжить после этого — ему был нужен план.
А лучше всего начать разработку этого плана Маркусу было после того, как он взглянет на цель своего убийства… Без лишних свидетелей.
Синдер ощущала себя не очень уютно на своем дне рождения.
Во первых ее не заботила еда, подаваемая в данный момент — она могла позволить себе благодаря покровительству Джонатана так каждый день. Во вторых ее не обуревали чувства праздника от осознания, что она прожила еще один год — если говорить об этом, то куда больше теплых чувств она могла получить восьмого августа — в день рождения и день встречи с Джонатаном — или же тринадцатого августа, годовщину побега из отеля и годовщину сжигания самого отеля до тла…
Но в третью — и главную — очередь Синдер беспокоило то, каким хмурым, задумчивым и печальным выглядел Джонатан.
За время проведенной с тем Синдер видела Джонатана таким несколько раз — и каждый раз наблюдения за подобным буквально рвало душу Синдер… И каждый раз подобное размышление было связано с чем-то невероятно неприятным для Джонатана.
Очередной кризис, надвигающийся на людей, или личные проблемы — в сознании Синдер второе было важнее, чем первое.
Синдер не нравилось подобное выражение лица Джонатана. Обычно это приводило только к его грустному настроению — и служило знаком того, что с Джонатаном происходило что-то неприятное. Синдер хотела бы раз и навсегда стереть эту эмоцию с лица Джонатана — из этого мира — но Синдер не могла этого сделать.
Не потому, что ей не хватало храбрости на подобный поступок или нечто подобное — нет. Из-за того, что он старался, как он говорил,
Но ведь это и было самой главной проблемой! Если Синдер видела, как он был опечален — но даже не знала причины этого — она не могла помочь никак, и осознание даже не того, что она не могла помочь — нет, осознание того, что, возможно, она бы и могла помочь как либо, но не могла одновременно с этим — именно это сводило Синдер с ума…
Мгновение спустя рука Синдер среагировала быстрее, чем сама Синдер успела понять, в чем именно заключалась ее реакция.
Это был даже не рефлекс — скорее какой-то неожиданный звериный импульс, появившийся из ста тысяч самых мельчайших факторов, о которых обычные люди не знали и не подозревали.
Даже сама Синдер не смогла понять, что она именно делает — прежде чем в стену перед ней врезался нож, мгновенно подхваченный и брошенный вперед ее рукой.
Это было… Наверное, это можно было принять за вспышку немотивированной агрессии — но для разума Синдер, скорее, это было похоже на инстинкт.
Инстинкты Синдер, ее детство, тренировки, желание защитить Джонатана, стресс — все это сработало вместе и руки Синдер сработали куда быстрее ее разума, бросив нож вперед.