Как и полагалось любому руководствующему логикой человеку, та не видела ничего особенного во встрече — уже повторной — со своей новой знакомой и подопечной. Не было никаких логических причин переживать по этому поводу — у Норы не было никакой возможности отказаться от ее менторства или сопротивляться ее влиянию, Джонатан одобрил ее действия…
Или, по крайней мере, это считалось за одобрение — после проведенных лет вместе с Джонатаном Синдер неплохо могла разбираться в его внутреннем устройстве — он… Не был доволен своим решением — но он и не был поражен им. Скорее всего ему просто требовалось некоторое время на то, чтобы обдумать и внутренне обсудить это решение, провести еще один мысленный диалог…
Синдер хотелось, что бы Джонатан в моменты своих сомнений и размышлений обращался именно к ней за ее советом и мнением — но она также понимала, что в конкретно данном событии… Он естественно не мог обсудить происходящее с ней.
Джонатану просто требовалось немного времени — Синдер не стоило говорить большего…
В любом случае, не существовало никаких логических причин для Синдер переживать по поводу произошедшего и встречи с Норой, разрешенной Джонатаном — это не могло ни в коем случае пройти в отрицательном ключе и закончиться провалом. Точно также и Джонатан не мог быть травмирован результатами этого разговора — ни морально, ни физически — а значит Синдер действительно не стоило переживать по этому поводу. У нее не было никакой причины для того. Она вообще не должна была переживать!
«Почему у меня так потеют ладони⁈ Этого не происходило никогда раньше!» — Синдер не должна была переживать — и все же она переживала.
Она не соврала Джонатану в причине, почему она захотела получить Нору — возможность ее воспитания — в качестве своего подарка. Она бы и не подумала врать Джонатану или скрывать правду, о которой ему стоило знать — может быть обошла только некоторые
Скорее всего, именно поэтому Синдер и нервничала.
До этого она выстраивала множество различных контактов с самыми разными людьми, но Джонатан не участвовал в этом — в то время как сейчас… Он фактически санкционировал ее действия — и даже пообещал следить за их результатом…
До этого момента Синдер пару раз видела, как Нио переживала по поводу надвигающейся контрольной — хотя та и была подготовлена для нее достаточно, но на логичное замечание Синдер о том, что у Нио не могло возникнуть никаких значительных проблем с той та получала лишь невразумительный ответ «И все равно я переживаю» — но сама Синдер никогда не переживала по поводу каких-либо надвигающихся проверок и тестов… До этого момента.
«Что, если я облажаюсь?» — Синдер даже и не могла придумать причины, по которой она могла провалиться в столь простом задании, но ее мысли все равно настойчиво продолжали возвращаться к этому вопросу и как бы правильно Синдер не подбирала логическую контраргументацию — этого все равно оставалось недостаточно.
Именно поэтому, находясь в своеобразной приемной — приюта Синдер не сидела на месте, читая книгу, а продолжала мерять шагами довольно крупную комнату. Из угла в угол, стараясь унять свой разум размышлениями и каждый раз возвращаясь к одной и той же теме.
Синдер даже не была уверена, как долго это продолжалось, прежде чем ее свиток оповестил ее о том, что Джонатан, похоже, не вернется до позднего вечера, и психолог все же вышел из своего кабинета, мгновенно столкнувшись взглядом с Синдер.
В нормальных условиях, конечно же, подобной сцены не могло существовать — никто бы не пропустил еще одного ребенка в приют, не подпустил его к личному кабинету психолога, в котором тот в данный момент продолжал работать с трудным ребенком, только что принятым в приют, и, конечно же, не подпустил бы ее саму к этому новому ребенку — однако бытие родственником кого-то столь влиятельного, как национальный герой, король и главный содержатель самого приюта раскрывали перед ней значительные возможности в этом плане. К тому же сама Синдер знала о впечатлении, что она производила на людей.
То есть, конечно же, для Синдер было несложно сыграть роль «милого ребенка» — такой обаятельной отличницы, которую любят и учителя, и ученики — но иногда и обратная сторона подобного образа была полезна.
Если человек воспринимал Синдер как «того странного ребенка, ведущего себя не по-детски, с пугающим выражением лица и странным взглядом» — это также помогало ей, поскольку некоторые вещи, которые могли быть запретны для «обычного ребенка» могли восприниматься куда нормальнее для «странного ребенка».