Можно предположить, что мозжечковая миндалина у людей, находившихся в непосредственной близости от башен Всемирного торгового центра, когда они обрушились, отреагировала сильнее, чем у тех, кто сидел в своей квартире и смотрел новости по телевизору. Хотя человек может начать сильно волноваться, даже если просто услышит об ужасающем событии, сила реакции, скорее всего, различается в зависимости от степени личной вовлеченности.
Жители Нью-Йорка, оказавшиеся в тот день недалеко от места трагедии, попали в ситуацию, которую мы называем «бежать или бороться». Когда вы сталкиваетесь с опасностью, к примеру с вором у себя дома посреди ночи или с медведем в лесу, ваше тело готовится действовать (учащается сердечный ритм, ускоряется дыхание), и вы выбираете, бежать от источника опасности или вступать в бой. Чем ближе к башням находились люди 11 сентября, тем больше была непосредственная угроза их жизни и, таким образом, острее необходимость быстро реагировать. Для людей вроде Мэтта, стоявших совсем близко от башен, единственно возможным вариантом было спасаться. Мы все видели фотографии, на которых толпы людей убегают от падающих башен в попытке не попасть под град обломков. Полагаю, что уровень гормона стресса у них зашкаливал как никогда раньше и, скорее всего, понизился далеко не сразу.
Поскольку башни были очень высоки и туча обломков оказалась громадной, всем, кто находился в двух-трех километрах от эпицентра взрыва, казалось, что они ближе к башням, чем на самом деле. Я тоже испытывала такое чувство, когда с расстояния трех километров смотрела, как рушится Северная башня. Как я уже отмечала, видимость в тот день была хорошая, а туча обломков надвигалась очень быстро, поэтому мне казалось, что падает соседнее здание. Думаю, моя мозжечковая миндалина активно сигналила об опасности, но, конечно, не так отчаянно, как у Мэтта.
Севернее мой друг работал в офисе. Он мог видеть дым на расстоянии и слышать, как санитарный транспорт и пожарные машины несутся в район бедствия. Возможно, он почувствовал какую-то опасность для себя лично, но его мозг не подавал сигнала срочно спасаться или вообще что-либо немедленно предпринимать. Хотя уровень гормонов у него, должно быть, повысился, он, разумеется, не входил ни в какое сравнение с таковым у людей на Уолл-стрит или даже у той дамы, что стояла напротив меня на другой стороне Четырнадцатой улицы.
С моей стороны все это, конечно, лишь квалифицированное предположение. Я не брала анализов крови у людей 11 сентября и не замеряла активность их мозжечковых миндалин в тот день. Однако я зафиксировала работу мозжечковой миндалины Мэтта и двадцати двух других жителей Нью-Йорка через три года после события. Действительно, когда людей попросили вспомнить собственные впечатления от теракта, те, кто находился в тот день совсем близко к месту удара, как Мэтт, показали более высокую активность в мозжечковой миндалине, чем другие, которые находились дальше. Чем ближе мои испытуемые были к башням тогда, тем активнее реагировала их мозжечковая миндалина сейчас, когда они вспоминали тот день. Сигнал в мозжечковой миндалине был прямо связан с тем, насколько сильно и ярко испытуемые переживали свои воспоминания об 11 сентября: чем ближе они находились к эпицентру взрыва, тем эмоциональнее и ярче были их воспоминания – и тем мощнее активизировалась мозжечковая миндалина во время воспоминаний.
Сделанные нами снимки головного мозга выявили и второй важный показатель того, как расстояние от башен Всемирного торгового центра, на котором люди находились 11 сентября, отразилось на их воспоминаниях. Когда те, кто был близко, вспоминали тот день, наблюдалась пониженная активность в их парагиппокампальной коре. Считается, что эта область головного мозга человека участвует в обработке и распознавании деталей зрительных образов. Ранее психологи установили, что, когда мы зрительно воспринимаем эмоциональное событие, наше внимание сосредоточивается на его главных волнующих аспектах (например, на обрушении башен) за счет второстепенных деталей (скажем, людей, стоящих рядом с нами). В итоге мы плохо запоминаем эти подробности, поэтому впоследствии парагиппокампальная кора меньше вовлекается в процесс расшифровки и восстановления воспоминаний. То, что нейроны парагиппокампальной коры менее активны, когда мы вспоминаем эмоционально волнующие события, а нейроны мозжечковой миндалины более активны, объясняет, почему мы лучше помним основные эмоциональные детали и наши чувства в тот момент, но не всегда можем возродить в памяти точные подробности происходившего.